Дар милосердия

Я огляделся в поисках вдохновения. В огромном помещении, казалось, нельзя было шагу ступить, чтобы не наткнуться на стол или одного из сотрудников. То там, то тут виднелись серые и черные платья секретарш. По соседству располагалась штаб-квартира Брачной полиции, и в нескольких метрах от меня за угловатым мраморным столом сидел тощий инспектор.

Серый мундир был ему явно велик. Вероятно, он постился: впалые щеки, тонкие бескровные губы. Длинный острый нос выделялся на узком лице, отчего инспектор выглядел унылым и голодным. А угрюмые, глубоко посаженные глаза лишь подчеркивали это впечатление.

Неожиданно я понял, что эти глаза уставились прямо на меня.

Ума не приложу, чем я мог привлечь его внимание. На мне был вполне традиционный камзол, а черную широкополую шляпу я по всем правилам снял при входе и теперь держал в руках. Ростом я выше среднего, но в глаза это не бросается, а если светлые волосы и серые глаза плохо сочетаются со строгостью костюма, то не меня в этом винить. Тем не менее, что-то в моем облике не нравилось инспектору. В его взгляде явно читалось неодобрение.

— Совсем никаких идей, мистер Бартлетт?

Смотреть в голубые глаза девушки было куда приятнее, нежели в мрачные карие глаза инспектора. Все равно что после «Потерянного рая» Мильтона прочитать его раннее беспечное «L'Allegro». Долгожданная подсказка нашлась на расстоянии протянутой руки.

— Голубые глаза, — сказал я. — Хочу, чтобы у нее были голубые глаза. Каштановые волосы. Круглое, пухленькое личико и плечи, которые выглядят красиво даже в строгом шерстяном платье с отложным воротником.

Я заметил, как краска прилила к щекам девушки, а на бледном виске запульсировала жилка. Но она лишь задала следующий вопрос:

— Что-нибудь еще? Быть может, какие-то черты характера, помимо внешних данных?

— Разумеется.

Я понимал, что моя наглость переходит все границы морали, законодательно закрепленной в эпоху Покаяния. Столь безрассудных поступков я еще не совершал. Сосредоточившись на обворожительном лице девушки, я тихим голосом — на случай, если инспектор развесил уши — начал перечислять:

— У нее должен быть весьма утонченный вкус, она должна быть хорошо знакома с пятью священными книгами — и, возможно, с парой-тройкой запрещенных. Мне также хотелось бы, чтобы она любила детей и хотела иметь троих или даже четверых, а не одного после долгих уговоров. А самое главное — она не должна допускать, чтобы у мужчин рядом с ней возникали лишние мысли. Ни словом, ни делом, ни прибегая к защите закона, а просто оставаясь собой — надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.

Розовые щечки налились румянцем.

— Это все, мистер Бартлетт?

Я вздохнул. От моего безрассудства не было никакого толку.

— Да.

Девушка вынула анкету из диктографа и сделала на ней пометки.

— Я удалила ваше упоминание запрещенных книг, — сказала она, подняв голову. — Дойди это до администрации, вам бы грозило до двух лет в Чистилище. Следует разумнее выбирать слова, мистер Бартлетт.

Я и думать забыл о машинке, которая, пощелкивая, скрупулезно записывала мои слова. Непозволительная глупость.

— Благодарю, — промямлил я.

— На втором этаже вас обследует преподобный психиатр. Приемная вверх по лестнице.

Я собрался было уходить, но остановился. Уж не знаю почему, но я не мог так просто уйти.

— Простите…

— Да?

— Я рассказал вам так много о себе, но о вас мне не известно ничего. Даже имени не знаю.

Голубые глаза девушки будто превратились в ледяные озера, но тут же оттаяли. На губах расцвела улыбка, озарив лицо солнечным светом.

— Джулия. Джулия Прентис.

— Очень рад знакомству, — сказал я.

— Взаимно, мистер Бартлетт. А теперь, пожалуйста, не задерживайте очередь.

Очередь и впрямь была длинной. Я угрюмо проследовал мимо, ненавидя этих людей, себя, общество, которое запрещало мне самому выбирать себе пару, но более всего ненавидя механическую сваху, прозванную в народе «Большим Купидоном», которая сделает этот выбор за меня.

У подножия каменной лестницы я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на Джулию. Та уже беседовала со следующим заявителем, напрочь забыв обо мне.

Но кое-кто явно не забыл. Костлявый инспектор не сводил с меня глаз и, судя по их выражению, теперь по-настоящему меня презирал.

Почему? Неужели слышал мой разговор с Джулией? Вряд ли. Кругом стоял такой шум, что определить, кто именно говорит, было невозможно. К тому же я говорил достаточно тихо.

Или все-таки недостаточно? Как бы то ни было, он таращился на меня, как на завсегдатая ярмарки тщеславия, которому срочно нужно исповедаться. Может, подойти к нему и спросить дорогу к Небесному Граду?[21] Нет, не стоит. Подшучивать над сотрудниками Брачной полиции — не самая удачная мысль. А если шутка затрагивает одну из священных книг, то и до Чистилища недалеко.

Поэтому я отвернулся и начал подъем по лестнице, ведущей к обители преподобных психиатров.

Глава 2