«Дар особенный»

           Жестокая, раз хочешь оглашенья
           Из уст в уста по племенам и странам
           Упорства строгости твоей суровой,
           Так сделаю, что ад сам вдохновенье
           И горечь сообщит печальным ранам,
           Обычный голос мой сменив на новый.
           И сколько дух мой жаждет, уж готовый
           Сказать печаль свою, твои поступки,
           Настолько страшный голос укрепится,
           И в нем для вящей муки будут биться
           Нутра живого жалкие обрубки.
           Так слушай же! Пронзит твой слух прилежный
           Не звук гармонии, а шум мятежный,
           Что, затаившись в сердце, как в засаде
           Вздымается по горькому веленью
           Мне к утешенью, а тебе к досаде!

           Рычанье льва, свирепейшей волчицы

           Протяжный вой, грозящее шипенье
           Змеи чешуйчатой, вытье на горе
           Каких-то чудищ, зловещуньи птицы
           Вороны карканье, ветров кипенье,
           Что рвут преграды в неспокойном море,
           Быка, уж с гибелью в померкшем взоре,
           Предсмертный рев, голубки одинокой
           Чувствительное воркованье, крики
           Совы, всем ненавистной, полчищ клики
           Из преисподней черной и глубокой, —
           <…>

           Там, на вершинах скал, на дне оврага

           Широко разнесется тяжким эхом
           На мертвом языке живое пенье,
           Иль в долах темных, на брегах, общенья
           С породой человеческой не знавших,
           Иль в местностях, где солнце свет не лило,
           Иль среди гадов илистого Нила,
           Дары Ливийца в пищу принимавших.
           И пусть в глухой безлюднейшей пустыне
           Страданья отзвук говорит отныне
           О строгости, которой равной нету,
           Но по правам моей судьбины черной
           Летит, проворный, он по белу свету (I, 166–167).

Постоянный переход в пределах весьма протяженного стихотворного текста от одного стилистического регистра к другому, вполне объясняемый попыткой адекватно передать своеобразие оригинала, допускает сосуществование в рамках одного стихотворения таких строк, словосочетаний и образов, как, с одной стороны:

                И горечь сообщит печальным ранам;
                Свирепейшей волчицы / Протяжный вой

с другой:

                Жестокая, раз хочешь оглашенья;
                Чувствительное воркованье;
                Иль в местностях, где солнце свет не лило;

и с третьей:

       И в нем для вящей муки будут биться
       Нутра живого жалкие обрубки;
       грозящее шипенье / Змеи чешуйчатой;
       ветров кипенье, / Что рвут преграды в неспокойном море.

Знаменательно, что только молодой Жуковский, опиравшийся на адаптированную версию Флориана, сумел тем не менее передать неоднозначную тональность этих стихов, интонацию изысканно-ироничного любования, которое позже в значительно более утонченной и многоаспектной форме напомнит о себе в переводе Кузмина.