Дар слов мне был обещан от природы

Колдует луна над ущельем Лозанны
И все заливает раствором стеклянным.

Окрестность исчезла в молочном тумане,
Как будто метлою прошлись по Лозанне.

За тучами скрылись на юге отроги
Горы нависающей, лента дороги,

И локоны леса под черной горою
Укрылись тяжелой йеменской чадрою.

На Альпах снега под луной лучезарной,
Как саван, блистающий пылью камфарной.

Все в бликах, искрится, дрожит и блистает.
Ты слышал, больных камфара оживляет.

Любуясь, сижу на веранде отеля
И вижу: струится поток из ущелья,

Кругом разливается шире и шире,
Собою скрывая все видное в мире.

Как странно, не вниз, а на горы несмело
Подъемлет он сизое зыбкое тело.

Лишь кит исполинский подобен туману.
Как кит проглотил он ночную Лозанну.

И птицы в тумане сыром приуныли,
Как будто мелодии песен забыли.

Померкли в горах горизонты ночные,
Как будто погасли костры смоляные,

Как будто прикрыли невежество разом
И знания лик, и науку, и разум.

Луна потонула в глубоком тумане,
И к сердцу прихлынуло воспоминанье.

В душе освежилась кровавая рана,
Я вспомнил про славу и горе Ирана.

Где годы, в которые с края до края
Иран был подобием вечного рая?

Когда Менучехр Феридунова рода
Священное знание дал для народа,

Гударз, защищая Иран от Турана,
Долину Пешенскую сделал багряной,

И слились под властью могучего Кира
Обширные земли от Балха до Тира.

Камбизу достались Египет, Кирена
И знойные степи до стен Карфагена.

Восстания вспыхнули: Дарий великий
Их вырвал с корнями рукою владыки.

Хорезм, Македонию вместе с Хотаном,
Пенджаб и Амхару связал он с Ираном.

Потом, покорясь Александровой своре,
Сто лет мы терпели мученье и горе.

Но гневная вспышка дехкан Хорасана
Отбросила греков от сада-Ирана.

Траян к нам из Рима привел легионы,
И пала пред ними стена Ктезифона.

На западе римляне, саки с востока —
Два бились в плотину Ирана потока.

Но Парфии войско стояло меж ними:
Вот саки бегут, вот смятение в Риме.

Бойцы Хорасана, Гургана и Рея
Отбросили недругов грудью своею.

От гордости кровь закипает мгновенно,
Лишь вспомню о славной победе Сурена,

Вахризовы стрелы в йеменском просторе,
Что сбросили негуса в Красное море,

Шапура верхом, пред которым когда-то
Стоял на коленях в пыли император.

Бахрама, который атакой геройской
Савэ погубил и несметное войско.

Где дни те, когда в отдаленные страны
С прекрасного Инда бежали шаманы?

Где годы, в которые турки ослабли,
Их насмерть секли кызылбашские сабли?

Где день тот, когда по жестоким афганам
Прошелся Надир колдовским ятаганом?

Пред саблей возмездия пали без спора
Матхура, и Дели, и башня Лагора;

Султана простил он, пошел к Туркестану
И, взяв Бухару, угрожал Бадахшану.

А ныне что стало? Мы тайно и явно
Культуру свою растеряли бесславно.

Судьба от невежества лучшей не станет,
Больной от камфарной присыпки не встанет.

На коже лица пожилого мужчины
Румянами разве загладишь морщины?

Лишь полностью можно найти обновленье,
Вступив без оглядки на путь исправленья.

Был чистым источник и крепкой плотина.
Но все постепенно заполнила тина.

Где мудрый и смелый, имеющий силы,
Чтоб вычерпать скопище грязи и ила,

Конец отыскать перепутанных ниток
И выход найти из бесплодных попыток?

На помощь негодных людей не надейтесь:
Кто рубит мечом — не играет на флейте.

Я знаю пройдох, что к интригам привыкли, —
Как знает арабский филолог артикли.

И тех, кто поля у крестьян отнимают
И жадно имущество слабых глотают.

И тех прощелыг, что стремясь за добычей,
Заложат за грош и закон и обычай.

Скупцов, что о собственной пользе мечтают
И жадное чрево себе набивают.

Лишь честность положит конец безобразью,
Лишь партия честности борется с грязью.

Свободу иметь для безграмотных рано,
Сафас не прочтешь, не прочтя каламана.

Сегодня — меджлис нам дорога к спасенью,
Он — мозг, сохраняющий тело от тленья.

Коль мозг не возьмется немедля за дело,
То он не укроет от гибели тело.

Никто не спасет без меджлиса Ирана,
И ангел падет от руки Аримана.

Без силы закона труды бесполезны, —
Ведь поезд пойдет лишь по рельсам железным.

Духовная пища — Бехарово слово, —
Струя молока для ребенка грудного.

Не каждый владеет такими словами,
Лишь жрец украшает кумир свой цветами.

Пусть мужество зреет в сердцах непрестанно, —
Всегда оно было надеждой Ирана.