Читаем Дар слов мне был обещан от природы полностью

Где Сан течет зеленый, в Перемышле,Стоял я на мосту с тяжелой думой,Я думал о тебе, душа моя,О счастье том, что, словно сонный призрак,Явилось, улыбнулось и исчезло,Оставив сожаленье по себе.И повесть мне одна пришла на ум,Которую я здесь над Саном слышал.Зима была, замерз зеленый Сан,И на блестящем ледяном покровеСлед от саней крестьянских был заметен.То воскресенье было. В самый полдень —Сияло солнце — люди шли из храма,Искрился снег, вокруг народ толпился,Над Саном гулко голоса звучали.Но вот за Саном в оснеженном полеВдруг зачернело что-то, колокольчикЗвенит, копыта по земле замерзшейСтучат, и по утоптанной дорогеЧетверка мчится. Упряжь дорогаяБлестит на солнце, и быстрее вихряЛетит карета, и бичом возница,Как выстрелами, щелкает…А бедныйНарод глядит на это появленье.Он поражен. Кто мог бы это ехать?Здесь никогда еще таких упряжекНе видели. И старики и детиГлазеют и не могут догадаться,Кто едет так — откуда и куда.Но вот четверка, не остановившись,На лед влетела. Глухо застоналПокров хрустальный, звонко застучалиПо нем копыта конские, скрипелЗамерзший снег под шинами колес;Бичом хлестнул возница, и как вихрьНеслась четверка. Но посерединеРеки, где кроет ледяной покровРечную глубь, — вдруг что-то захрустело.Один лишь раз — единственный. ШирокийКруг льда, как бы отмеренный, поддался,И кучер, и карета в краткий миг,И что в карете было, будто сон,Как призрак, сразу подо льдом… исчезло.Лишь Сан забулькал, будто дьявол сам,И облизнулся. Лишь одна волнаЗеленая прошлась по льду неспешноИ вновь ушла в таинственную глубь.Не стало ни четверки, ни кареты,И никогда там не узнали люди,Кто это ехал, путь держал куда.Никто о них не приходил справляться,Да и в реке потом никто останковНе находил. Когда бы лишь один,А не десятки видели все это,То видевший, наверно б, не поверилСвоим глазам. И стал бы после думать,Что то был сон.Не то же ль и со мною?Когда бы не года тяжелой муки,Страданий жгучих, слез и унижений,Покорности и возмущений буйныхРаздавленного сердца, то я сам,Припомнив наше первое свиданьеИ ясный луч надежды несравненной,Что мне блеснул, — пошел бы под присягу,Что то был только сон, легенда Сана.II
Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестный XX век

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука