Дар Земле

Всё хочет хоть минуту говорить,
Чтобы, явив на миг свою отдельность,
Внедриться в многосложнейшую цельность,
И смысл чертою новой озарить.

Нам нужно бытие боготворить,
Пролить на всё вниманье и молельность,
Познать предел и рваться в беспредельность,
И разрушать, чтоб новое творить.

Для царственного счастья созиданья
Должны металл калить мы горячей,
Взять в нашу радость полноту страданья.

Сжать яхонт дня оправою ночей.
Уметь сказать, в решении суровом,
Молчанием и напряжённым словом.

10

Молчанием и напряжённым словом,
Мятежным воплем мечущей души,
Молитвою, зате́пленной в тиши,
Грозой, что ломит сучья по дубровам, –

Прорывом к далям, дальше, к далям новым,
Призывом страсти: «Пей! Бери! Спеши!» –
Все смелые разбеги хороши,
И трубит рог удачи быстрым ловам.

Упиться страстью, нежа и любя,
Упиться битвой, пляской вдохновенья,
Упиться чем-нибудь, но до забвенья, –

Вот лучший путь, чтобы найти себя,
И тешиться, под бархатным покровом,
Звездой небес и запахом сосновым.

11

Звездой небес и запахом сосновым,
Росинкой трав и молнией в грозе,
Алмазом, загоревшимся в слезе,
Играет дух и прячется под кровом.

Работает пчелой в цветке медовом,
Яри́тся в быстролётной стрекозе,
Крути́тся струйкой пыли на стезе,
С усмешкой смотрит взором чернобровым.

Мелькнёт, лампада ночи, светляком.
Нависнет аметистовым удавом,
Червём, как храм, земли источит ком.

Возникнет альбатросом величавым,
Задумает людей тканью учить
Крестовиком, свою скрутившим нить.

12

Крестовиком, свою скрутившим нить,
Была такая сплетена картина,
Что в споре сражена была Афина,
Всю жизнь богов сумел в узор он влить.

Он радугой умеет распалить
Отъединённый замок властелина,
И так легко-изящна паутина,
Что кружево лишь можно с ней сравнить.

Все существа владеют тайным даром,
Своим, хотя не всё, что в мире есть,
И что дроби́тся численным пожаром,

Способен человек в веках прочесть.
Хоть разный лик дан соловьям и совам,
Один огонь бежит по всем основам.

13

Один огонь бежит по всем основам,
И тайнопись огня рассмотрим мы
И в яростном пришествии чумы,
И в странных снах, являющихся вдовам.

Всем Буддам, Брамам, Зевсам, Иеговам
Являлся свет в предельностях тюрьмы.
Благословим же царство нашей тьмы,
Но подожжём её костром багровым.

Сожжём себя, коль золота хотим,
Сожги себя, коль хочешь возрожденья,
Жар-Птицей будешь, реющей сквозь дым.

Из новых струн сверкнёт иное пенье.
От перстня получи, – чтоб сон сменить, –
Желанье в вечном миг свой сохранить.

14