Дар золотому дракону

Деревня была больше нашей, и намного, а вот домишки выглядели беднее. Крыши соломенные, не из дранки, как у нас, стены небелёные, просто глиной обмазанные, заборы покосившиеся. Может, это просто на окраине так?

Возле одного из дворов на лавке сидел дед. Притормозив, извозчик окликнул его:

— Старый, где тут дом шорника Оерика?

— Да тама, — дед махнул рукой в ту сторону, куда мы ехали.

— Старый, да у вас вся деревня «тама», — хмыкнул извозчик. — Может, покажешь?

— Мы заплатим, — выглянув наружу через приоткрытую дверь, Диэглейр показал старику монетку. Тот оживился и закричал.

— Идвиг! Идвиг, пёсий сын, где тя носит, подь сюды, живо!

— Чё орёшь, дед? — из-под застрехи сарая высунулась кудлатая голова. — Сам же велел сено старое в угол сгресть.

— Дрыхнешь, поди, на том сене-то, — заворчал старик. — Иди, вон, господам дом Оерика покажи.

Мальчишка восторженно оглядел нашу повозку и лошадей, быстро спустился на землю, как бельчонок цепляясь за трещины в стене сарая, и так же ловко забрался на козлы рядом с извозчиком. Судя по помятой щеке и сухим травинкам в волосах, он, и правда, спал на сеновале.

— Туда, — махнул он рукой вперёд. — Только дядьки Оерика сейчас дома нет, в город поехал, товар продавать повёз. Дома только тётка Хродвина. Я вам издаля дом покажу, а то увидит меня — орать будет.

— Почему? — мне стало любопытно.

— Дык она на всех орёт, — пожал парнишка плечами. — Ей же всё всегда не так. Даже если просто мимо пройти — «Чего ходишь тут, пылюку подымаешь, дышать нечем уже», — визгливым голосом затянул он, видимо, передразнивая эту самую Хродвину.

— Н-да… Похоже, не повезло деткам, — тихонько пробормотал Диэглейр.

— Идвиг, а ты знаешь ребятишек, что у неё теперь живут? Племянников Оерика.

— Сирот-то? Знаю. Мы с Эйкином играем иногда, если у него удрать получается.

— Сирот? — удивлённо пробормотал Диэглейр.

— Удрать? — переспросила я.

— Так он либо дяде в мастерской помогает, тот его в подмастерья приспособил, либо огород полет да поливает. Ему и поиграть-то некогда. Иногда удирал к нам, потом от тётки попадало, лупила, почём зря. Он уж давно к нам не прибегал, видать, совсем замордовала тётка-то.

Диэглейр у меня за спиной негромко, но от души выругалась.

— А Илберга?

— Сеструха его, штоль? Ту я и не видел. Эйкин говорил, её в няньки тётка приспособила, у неё две соплюхи мелкие, вот и нянькает. Да по дому чего велят — делает.

— И муж ей позволяет? — я понимала, что для Хродвины эти дети — чужие, но как же родной дядя?

— Ха, позволяет! Да что он сделает-то? Она ж — бой-баба, она и ему так наподдаст, мало не покажется. Дядька Оерик супротив жены и слова вякнуть не смеет. Мой батька говорит, что он у неё в кулаке зажатый. Не мужик, говорит, а тряпка.

— И зачем на такой женился? — это был даже не вопрос, откуда мальчишке знать, так, удивление просто. Но ответ я получила.

— Дык она ж его, пьяного, в постель затянула, да затяжолила сразу. Вот и обженились. Она ж перестарка была, никто брать не хотел, вот и словила себе мужа. А батька ейный ружжо взял, да так, под ружжом, дядьку Оерика в храм и привёл. Да ейный батька и без ружжа страшный, кузнец он наш, огроменный, такому разве слово супротив скажешь? И тётка Хродвина вся в него. Дядька Оерик рядом с женой и пикнуть боится.

— И откуда ты всё знаешь? — удивилась я такой осведомлённости.

— Так все это знают. Бабы как соберутся вместе, так болтают обо всём, и об этот тоже. А у меня что, ушей, что ли, нету? Вона их дом, напротив колодца. А я побегу, от греха подальше.

И прямо на ходу спрыгнув с козел, — впрочем, ехали мы медленно, — и поймав брошенную Диэглейром монетку, мальчишка отбежал к забору на другой стороне улицы, да там и остался, с любопытством наблюдая, что будет дальше.

Мы подъехали к указанному дому. Жиденький забор из ивовых веток мешал скотине забрести во двор, но ничего не скрывал, и мне было прекрасно видно захламлённый двор, по которому бродило несколько кур, и крепко сбитого мальчишку лет восьми, который кидал комьями земли в небольшую рыжую собачонку, жмущуюся в угол между домом и покосившейся будкой, к которой была привязана. Когда комья попадали в неё, собака лишь жалобно взвизгивала, вызывая у мальчишки злорадный смех.

— Я сам, ладно? Вы здесь подождите, — сказал Диэглейр, открывая дверь и выходя из повозки.

— Если будет нужна помощь… — Φолинор не договорил, но было понятно, что он в любой момент готов вмешаться.

— Справлюсь, — Диэглейр открыл калитку и решительно вошёл во двор. Мальчишка забыл про собаку и, раскрыв рот, уставился на него.

— Господин желает купить упряжь для своей лошадки? — послышался низкий голос, и я увидела крупную женщину, встающую с табуретки и стряхивающую с подола скорлупу орехов, которые, видимо, грызла. Прежде я её не заметила, так как она сидела в тени большой развесистой яблони в углу двора. — Мужа щас нету, но я сама вам всё покажу. Хороший товар, господин останется доволен.