Дарий Великий не в порядке

– Лале-ханум, – сказал он. – Ты что, не хочешь посмотреть, что там наверху? Там так красиво.

– Мне все равно! – надулась Лале. Слишком долго тянулось ее недовольство и вот наконец оборвалось.

Я уже научился распознавать ранние тревожные признаки неминуемо надвигающейся Лалетастрофы.

Я догнал деда и взял Лале за вторую руку.

– Вперед, Лале. Мы почти на вершине.

Но сестра только еще сильнее замедлилась, заставив нас с Бабу остановиться.

Я повернулся и присел перед ней на корточки.

– Это важно, Лале. Здесь часть нашей семейной истории.

Но я знал, что такие увещевания обычно не работают с Лале, особенно когда она довела себя до того состояния, в котором сейчас находилась. У нее в этой стадии стойкий иммунитет к логическим выкладкам.

Существовал один-единственный способ успокоить ее.

– А когда мы вернемся домой, я могу взять тебя с собой в город. Дядя Сухраба держит магазин. Мы там поедим фалуде.

Лале полностью закусила нижнюю губу, обдумывая мои слова.

Хороший подкуп – это то, против чего моя сестра никогда не могла устоять.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Хорошо.

Лале отпустила руку Бабу и бросилась догонять Маму.

Когда я поднялся, Бабу на мгновение задержал на мне взгляд.

– Ты очень хороший брат, Дариуш-джан.

Я моргнул.

Это были самые добрые слова в мой адрес, которые когда-либо произносил Ардешир Бахрами.

Под нами раскинулся Йезд. Отбившиеся от стаи клочки тумана прятались в тени, где утреннее солнце пока не могло их достать и сжечь без остатка. Вдаль уходили ряды бадгиров, лазурные минареты Пятничной мечети сверкали в лучах света.

Башни Молчания, где зороастрийцы хоронили своих мертвых (такой обряд называли «небесным погребением»), тысячелетиями стояли на страже спокойствия Йезда.

– Здесь похоронен мой дед, – сказал Бабу. – Его тоже звали Дариуш. И бабушка тут лежит.

Я посасывал завязки толстовки, когда он показывал мне башню, шагая вдоль крошащейся стены, окружавшей нас. Мы стояли внутри каменного кольца тридцати метров в диаметре с легким наклоном со стороны внешних стен к центру, где когда-то концентрическими кругами укладывали тела умерших: по внешнему кольцу – мужчин, по среднему – женщин, по центру – детей.

Сейчас здесь было пусто – с тех пор как несколько десятилетий назад «небесные погребения» объявили незаконными. И кроме нас здесь больше никого не было, потому что туристы не просыпаются в такую рань.

Я подумал, а не турист ли я сам.

Очень туристическое, по-моему, занятие – осматривать Башни Молчания.

Не менее туристическое, чем посещение развалин Персеполя. Даже если они – часть семейной истории. Даже если они – наше культурное наследие.

Как это возможно, что я турист в собственном прошлом?

Дул сильный и прохладный ветер. Он разносил в стороны пыль, которая поднималась из-под наших подошв, и играл с моими волосами и капюшоном.

Я снял капюшон, и изо рта выпали завязки.

Бабу вздохнул.

– Теперь мы хороним своих в бетон. Совсем не то же самое.

– Ой.

Он остановился и показал на еще одну гору с другой стороны долины.

– Вон еще одна башня. Видишь?

– Да.

– Там лежат многие из предков Маму.

– Ничего себе.

– Наши предки и родственники много-много лет живут в Йезде. Много поколений детей родились и выросли в этих местах. А потом вот здесь нашли упокоение.

Наша семья тонкой ниткой вплетена в ткань истории Йезда. Она впиталась в эти камни и в это небо.

– А теперь твой дядя Сохейл живет в Ширазе. Твоя мама – в Америке. Даже дядя Джамшид поговаривает о том, чтобы перебраться в Тегеран. Возможно, скоро в Йезде совсем не останется Бахрами.

Дедушка в этот момент показался мне таким маленьким, побежденным, согнувшимся под весом истории и бременем будущего.

Я не знал, что ответить.

Ощущение сингулярности вернулось. Она пульсировала и извивалась в созвучии с той, которая, я уверен, поселилась глубоко в груди Бабу.

В этот момент я прекрасно понимал своего деда.

Ардеширу Бахрами было так же печально, как и мне.

Он положил руку мне на шею и несильно сжал ее.

Это было почти похоже на настоящее объятие со стороны деда.

Я расслабился и прижался к нему, пока мы изучали пейзаж под нашими ногами.

Это было похоже на настоящее объятие с моей стороны.

Вчерашний «Энтерпрайз»

Как я и обещал, вернувшись из Башен Молчания, я повел Лале в магазин Ашкана Резаи. По пути мы заглянули домой к Сухрабу. Открыв дверь, он сощурился в улыбке.

– Привет, Дариуш! Здравствуй, Лале-ханум.

– Привет, – прошептала Лале. Она крутила свою ладошку в моей руке и смотрела в пол, пряча расцветшие на ее щеках розы.

Кажется, моя сестренка по уши втрескалась.

Это было вполне логично: если в кого и влюбляться, так в Сухраба. Прекрасный выбор, даже при том что он для нее староват.

– Привет. Мы идем в магазин твоего дяди. Поесть фалуде. Хочешь с нами?

– Разумеется!

Лале схватила Сухраба за руку и теперь висела между нами обоими. Несмотря на бесконечные жалобы, Башни Молчания ей понравились. По дороге в магазин она осыпала Сухраба всевозможными подробностями о том, как прошло наше утро.

Я с сочувствием пожал плечами, глядя на Сухраба.

Мне очень нравилось, что Лале разговаривала с ним так легко и непринужденно.