Дарий Великий заслуживает большего

А еще там была кухня, на переоборудование которой потратили кучу денег.

Когда речь заходит о кухне, персы проявляют маниакальную дотошность. Мама и нашу хотела переоборудовать, но в последнее время перестала поднимать эту тему. Потраченные сбережения и сломанная посудомойка не способствовали разговорам о ремонте.

Мама показала удостоверение личности охраннику у двери, тот что-то нажал, и нас пустили внутрь.

Мне стало не по себе от мысли, что Персидский культурный центр нуждается в охране. Еще до моего рождения тут часто били окна, а на посетителей несколько раз нападали. И после тоже, но, если верить маме, хуже всего стало после событий 11 сентября.

Так что, сколько я себя помнил, у дверей ПКЦ всегда дежурила охрана, а под потолком поблескивали маленькие камеры. Впрочем, ничего этого не было, когда мама пришла сюда в первый раз. На третьем свидании она даже пригласила в культурный центр папу на чтения персидского поэта Хафиза Ширази.

Папа собирался приехать, но рейс из Лос-Анжелеса задержали, и теперь он не знал, когда будет дома.

– Отнесешь? – Мама передала мне большую коробку, полную вазочек с цветами жасмина.

Я скучал по запаху жасмина из дедушкиного сада.

– Конечно.

Взяв коробку одной рукой, я протянул другую Лале. Она спрятала пальцы в моей ладони, и я провел ее на кухню, которая также служила складом для украшений.

Стоит отдать Персидскому культурному центру должное, тут и в самом деле было много иранских вещиц. К примеру, на стенах висели фотографии Ирана, в том числе выцветшие дореволюционные снимки Тегерана, Тебриза и Шираза. Я нашел даже фотографии Йезда. Висели также портреты шаха Насер ад-Дина – наименее противоречивой фигуры в истории персидской живописи. (Он, конечно, тоже вызывал немало споров, но хотя бы правил до исламской революции и предшествовавшей ей династии Пехлеви.)

Из маленьких колонок под потолком звучал персидский аналог музыки в лифте.

– Лале, хочешь пить?

– Да.

Я налил сестре воды и пошел помогать бабушкам таскать алюминиевые подносы с рисом и кебабами из «Кебаб-Хауса», персидского ресторанчика в Бивертоне.

Ни одна персидская церемония не обходится без изобилия пищи.

Все пришли в красивых платьях (мама в черном, хотя и не траурном), а я – в серых брюках и темно-синей рубашке. Под нее я надел футболку национальной сборной Ирана по соккеру, Team Melli.

Ее подарил мне Сухраб, когда мы гостили в Йезде. В ней я чувствовал себя ближе к Ирану, Бабу, игре в «Грача» и чаю в уютной тишине.

Я оторвал бумажное полотенце и вытер слезы.

Они подступали в самое неожиданное время.

Прежде мне не приходилось терять близких.

И я не знал, как с этим справиться.

– Дарий? Привет.

Кроме меня, в школе Чейпел-Хилл был только один перс, вернее, персиянка – Джаване Эсфахани.

Она училась на класс старше, и мы почти не виделись с тех пор, как перестали обедать вместе. Днем Джаване ходила на курсы подготовки к колледжу, а потом занималась делами студсовета.

Сейчас она была одета в блестящее черное платье, красную блузку и темно-красный платок. Я обратил внимание на новые очки Джаване – в оправе «кошачий глаз» с зелеными крапинками.

– Привет.

– Кажется, тебе не помешают обнимашки.

– И то правда.

Джаване фыркнула и притянула меня к себе.

Не помню, чтобы мы раньше обнимались. Джаване была теплой и уютной, как одеяло, которым укрываешься осенью, когда отопление еще не включили, и утром даже думать не хочется о том, чтобы вылезать из кровати и опускать ноги на холодный пол.

– Ты как?

– Нормально. Стараюсь держаться ради мамы.

Джаване кивнула.

– Когда умерла бабушка, отцу пришлось нелегко.

– Сочувствую.

– Спасибо. Мне порой ее не хватает.

Я шмыгнул носом, и Джаване выудила из черной сумки пару бумажных платочков.

Хотя она еще не закончила школу, это не мешало ей расхаживать с необъятной сумкой Настоящей Персидской Женщины, в которой открывался портал в другое измерение.

– Спасибо.

– Не за что. – Она посмотрела куда-то мне за спину. – Кажется, к тебе пришли.

– Да? – Я обернулся и увидел у входа в зал Лэндона, одетого с иголочки: черный костюм, белая рубашка, серый галстук.

Он выглядел безупречно.

– Привет.

– Привет, – сказал он и обнял меня, так что я на миг в нем растворился.

Но мы не поцеловались. Судя по всему, Лэндон пытался разобраться, по каким правилам стоит вести себя в окружении незнакомых персов.

Может, я и сам еще не разобрался.

Когда мы отстранились, я представил его Джаване:

– Это мой парень, Лэндон.

Она просияла и протянула ему руку.

– Джаване Эсфахани. Мы с Дарием ходим в одну школу.

Плечи Лэндона расслабились, и он ответил на рукопожатие:

– Приятно познакомиться.

– И мне. – Джаване окинула взглядом зал и на секунду вытаращила глаза. – О нет. Родители взялись помогать.

– А это плохо? – моргнул Лэндон.

– Они чемпионы мира по таарофу.

– Тогда действительно «о нет», – согласился я.

Лэндон проследил за нашими взглядами. Хотя я очень старался объяснить ему, что такое таароф – Главное Правило Этикета, которое регулирует межличностные отношения у персов, – Лэндон так до конца и не понял, в чем суть.