— Ну ты совсем ничего не понимаешь, — вздохнул батюшка, когда увидел ее на исповеди.
Тогда мы пошли в магазин и купили чудесный ситец, светлый, в мелкий цветочек, и вместе сшили платье, такое красивое получилось, неожиданно изысканное, совсем английское, старинное — все в оборках, с длинными рукавами, никогда мы такой одежды не носили.
Было жарко, по Лавре бродили полураздетые иностранные экскурсии. В дверях Предтеченского храма стоял монах и преграждал им путь. Подошла Светлана, и он, взглянув на нее, распахнул двери и радостно воскликнул: «Вот как настоящие христиане одеваются!»
Светлана моя уже давно привычно ездила к своему отцу Венедикту, а я все никак не могла туда выбраться. «Я знаю, к кому тебе надо. Тебе — только к отцу Науму. Поедем прямо завтра. Все бросай и езжай».
На следующий день — это было 1 октября — мы уже были с ней в Лавре возле Батюшкиной кельи. Времени на часах — полпервого, я в длинном до пят черном велюровом пальто, красные сапоги на каблуках с золотыми шпорами — мама подарила. «А ты не можешь одеться как-нибудь попроще?» И теперь уже я отвечаю Светлане: «Это моя одежда, я так живу, зачем я буду изображать то, чего на самом деле нет? Если мне там скажут, тогда я переоденусь».
Вышел Батюшка, сразу увидел меня:
— Ты в первый раз? Эх, жалко, времени мало. Елена, как ты думаешь, если мы ее определим к отцу Алексею? Он сюда завтра с утра должен приехать, познакомь ее с ним.
На следующее утро меня буквально подбросило в кровати в четыре часа, и в восемь я была уже в Лавре. Там меня дожидалась Елена Семеновна, которая приехала только для того, чтобы сказать мне, что отца Алексея сегодня здесь не будет. Я сразу засобиралась домой, и она еле уговорила меня еще раз зайти к Батюшке. «Зачем я к нему пойду, он же мне все сказал, дождемся отца Алексея». Ей все-таки удалось затолкнуть меня в Батюшкину келью, а он вдруг весело спросил: «Интересно, откуда у тебя это пальто? Пришить пуговицу внизу, и будет как раз то что нужно», — на самом деле с пуговицей внизу получилась бы почти ряса, но это я сообразила уже потом. И Батюшка стал мне рассказывать про Бородинскую битву, где какие редуты стояли, кто и как побеждал, кто в кого стрелял. Минут сорок рассказывал. А у меня в это время Бородинская битва была в голове — какие только помыслы ни приходили, было очень стыдно, и я старалась их загнать подальше, свести на нет, чтобы Батюшка их не прочитал… Я получила черные четки. Сколько слез было пролито, чтобы сердце смирилось и радостно приняло то, что тогда сразу стало понятно.
Помню, в тот день, когда я возвращалась домой и на Курском вокзале шла за билетом на электричку, какой-то наверное болящий, громко кричал мне вслед: «Монашка! Монашка!» Это мне-то, в роскошном пальто, на высоких каблуках! Через два дня я упала в этом пальто в лужу, отдала его в химчистку и получила оттуда старую тряпку с драным велюром. А еще через несколько дней оступилась на виадуке и сломала каблук, он упал на рельсы, и по нему проехал поезд.
Так началась новая страница в моей жизни, у меня изменилось все, не только одежда. Закончилась одна жизнь и началась другая, только мне иногда кажется, что тогда время не то чтобы остановилось, но стало идти по каким-то другим законам, и с тех пор по внутреннему человеку я так и чувствую себя на столько лет, сколько мне было в тот день в Батюшкиной келье.
Через десять лет в Коломне — ну и развеселила же я Батюшку, когда потом приехала и рассказала ему об этом, — мне приснился мой иноческий постриг. Будто я стою перед Батюшкой на амвоне в белой рубахе, а он огромными старинными ножницами старательно стрижет мою голову почти наголо, но так, что на макушке от шевелюры остается четкий, большой крест, и при этом серьезно говорит: «Тут нужно быть специалистом».
Бабушкина свечка
В начале декабря позвонили из Омска: «Мы уже не справляемся, Бэлочке в больнице совсем плохо, за ней нужен ежедневный уход, а дома слепая бабушка, приезжайте кто-нибудь скорее».
Бэлочка, папина старшая сестра, заболела два года тому назад, у нее обнаружили рак и сделали операцию, вывели трубку из живота. Сначала она как-то держалась, а потом процесс пошел очень быстро. Теперь она лежала в больнице — медсанчасти Омского авиационного завода, где в Великую Отечественную работал под конвоем Туполев. Больницей заведовала ее двоюродная сестра, поэтому тетю переводили из отделения в отделение, каждый месяц ей выписывали новые документы, и тетя в больнице жила давно.