Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

Тогда еще в стране что-то оставалось, но интуитивно мы чувствовали — сейчас все покатится лавиной. Вот в таком настроении мы и ехали на Оршу через неделю после престольного праздника наших монастырей, как обычно, из монастыря в монастырь. Однажды нашего водителя остановил гаишник: «Ты откуда?» — «Из монастыря». — «А куда?» — «В монастырь». Вот так и мы. Я бы никогда и не стала интересоваться этим безсмысленным процессом, если бы наш монастырь не стал тогда объектом пристального внимания всех кандидатов на власть в области. Один из них даже пообещал нам тогда иконостас, но потом, конечно, ни разу об этом не вспомнил. Они приезжали с предупреждением и без предупреждения, с подарками и без подарков, с телекамерами и «инкогнито в дрезине» (когда-то в старом номере журнала «Юность» я прочитала очень забавную дневниковую ленинскую запись — «я сам лично инкогнито в дрезине проверил состояние железных дорог»). Тогда тоже было много всего смешного.

В ближайшие дни мы ждали Васильева. Его мы действительно ждали — страшная история с «Норд-Остом» прославила его как человека отважного и благородного. Нас предупредили, что с Васильевым будет человек пятнадцать, значит, нужно срочно обустраивать новый гостевой дом — там только что провели электричество и даже сделали систему отопления от стального котла ДОН-2. ДОН-2 привезли в двух экземплярах. На всякий случай. Разобрали по винтику, собрали, и они заработали. «Советское — это отличное. От хорошего. Запомни первую заповедь дизайнера», — услышала я от своего начальника, когда впервые оказалась на своей новой работе. Как же мне сейчас больно это вспоминать. Мы тогда радовались какой-нибудь иностранной авторучке или шоколадке — наверное, так же, как теперь радуемся, когда находим последние отечественные прочные вещи вместо китайских подделок. И настоящие, наши продукты вместо отравленных заграничных. И наши старые мультфильмы вместо недобрых диснеевских…

Я уже три года жила в монастыре, когда Советский Союз разорвали на части и обезкровили. Мы тогда не сразу поняли, что с нами будет. Ну даже если бы поняли, разве от нас что-нибудь зависело? Меня отпустили домой как раз на Преображение девяносто первого года. С вокзала я позвонила сестре. «А ты не могла выбрать другой день для приезда?» В этот день танки ГКЧП шли по улице Горького.

Мы поехали в мебельный магазин, купили из самого дешевого самое приличное, и через два дня гостевой дом был совсем обжит — можно принимать Васильева, да кого угодно теперь можно здесь принимать.

Васильев так и не приехал, но зато благодаря ему в домике теперь была красота.

В тот день мы ехали с Иулианией на Оршу, и вдруг раздался звонок — это была Валентина Никаноровна: «Мне очень плохо, возьмите меня с собой. А можно мне будет у вас остаться ночевать?». Чтобы Валентина Никаноровна унывала — такого еще не было. Она в советское-то время водила детей на Пасху крестным ходом вокруг детского садика, где была директором, никого не боялась.

А однажды трое детей у нее в детском саду опрокинули на себя пианино. «Матерь Божия, помоги!» — кричала она, пока бежала в комнату, где прижатые по груди клавиатурой лежали под инструментом задавленные дети. Пианино подняли, дети встали и пошли, и на груди у них не то что вмятины, и следа никакого не осталось.

А прорыв водопровода ночью в детском саду? Все стали молиться вместе с детьми, и старая трухлявая труба к утру — к приходу сантехника — превратилась в новую…

Пятьдесят лет в те страшные годы, несмотря ни на что, хранили они в своем домике в Выдропужске чудотворную Смоленскую икону, которую ее дед, Стефан, выкупил за телегу дров, спас от уничтожения.

— Что случилось?

— Избили до полусмерти мою племянницу на улице Горького среди бела дня. И никто не помог.

Мы посадили ее в машину и уже выезжали из города, как позвонили тверские сестры: «Матушки, не торопитесь возвращаться в Тверь, поживите на Орше дня три». — «А почему?» — «У нас сибирская язва». — «Ну что же, — сказала я Иулиании, — одеваемся в чистое, причащаемся, и аминь. Все монастыри спасают свои города, а мы угробили Тверь». — «Почему? — спросила она. — Что это такое, сибирская язва? Я не знаю, как это по-фински».

Так вот, неделю назад, 7 декабря — на престольный праздник — как раз в день выборов, в Тверской Екатерининский монастырь привезли паломницу — семидесятилетнюю Терезу с Западной Украины. Родные еле уговорили матушку взять их родственницу хоть на время: «У нас тесно, жить негде. Помогите, выручите». Неделю она прожила в монастыре, работала на кухне, чистила картошку. А тут вдруг заболела.