Пошатываясь, охотник бегло огляделся. Крипы как будто не замечали его, ни свои, ни чужие, увлеченные схваткой. Прихрамывая на одну ногу, отмахиваясь от встающих на пути силуэтов косой – их легко разрубало на части, хлопающиеся с противным чавкающим звуком под ноги, – Гондар направился к Фонтану, продираясь сквозь толпу этих теней.
Раздался грохот, доносящийся с севера: рухнули бараки. За свечением столба Древнего виднелись огни, лижущие постройки, и дым уходил к небу. Но, кинув туда взгляд, охотник даже не остановился, упорно двигаясь вперед, пусть даже не гнулись уже ноги и хотелось просто упасть.
Не время. Не сейчас. Они не сдадутся так просто.
Он упал на колени прямо перед Фонтаном. Лоб уперся в холодный камень. В теле становилось легче, медленно затягивались раны, и на смену боли начинало приходить холодное осознание: они проигрывали.
Планы рушились как карточный домик. Всего одно неудачное сражение в лесу, нескоординированные действия, и всё. Радианты оказались загнаны в свою же ловушку, лишены зрения ночью, оказались слишком далеко друг от друга. И, в конце концов, они слишком понадеялись на Морфлинга, казавшегося до сих пор достаточно сильным, чтобы в одиночку справиться с любым врагом.
Один на один он мог противостоять любому из противников, в этом не было сомнений.
Один на один.
Не один против нескольких.
Яркая вспышка полыхнула посреди двора перед Фонтаном, озарив холодным сиянием стены и воду. Ледяные блики замерцали по траве и плитам, осколками света выхватывая из темноты силуэты.
Опершись на косу, Гондар поднялся, оглянувшись на двух союзников.
Связанные сияющей нитью, те молча, казалось, «смотрели» друг на друга. Морфлинг выглядел потускневшим и ослабшим, пусть и потихоньку приходил в норму, и красные полосы печати смерти медленно стекали в траву под живой волной. Некоторое время охотник тупо смотрел на монстра из воды и светляка, пытаясь что-то сообразить. Пока не понял: обмен. Простой обмен одной жизни на другую. Когда битва подходит к концу – и возможности переродиться может уже не настать. Просто размен.
Холодно. В воздухе распространялся какой-то невыносимый холод, который, казалось, пропитал собою всё, инеем, изморозью оседая на плитах и траве.
Гондар почувствовал себя не в своей тарелке. Если его союзники сейчас и разговаривали, то это был разговор без звуков, не требующий слов.
Наемник вдруг про себя усмехнулся. Ему-то казалось, что всё идет по плану. По его плану. Как же его обманула собственная интуиция! Всё никогда и не шло по этому плану, всё давно решили за него. Кто-то другой рассчитал всё, до последнего движения, оставив Гондару лишь иллюзию того, что он на что-то может повлиять, что от него что-то зависит. Идеально. Ведь пока ты уверен, что всё в твоих руках, ты не будешь перекладывать ответственность на других. И не будешь мешаться. За него всё решили ещё тогда, перед марш-броском в тёмный лес на штурм первой полосы вражеских укреплений.
За
Он отвернулся, уставившись в воду Фонтана.
За спиной раздался знакомый звук рвущейся связи.
Утекали, как вода сквозь пальцы, последние минуты до того, как выбудет из смертельной игры – на этот раз окончательно – первый.
Последние минуты до того, как пойдет обратный отсчет.
Минуты, казалось, растягивались в вечность, и невозможно было поверить, что вот она, вся эта вечность, видна сейчас ему целиком. Вся эта бездна времени – в какой-то момент приобретшего своё течение. Бесконечно малые мгновения в одном непрерывном потоке. Элементарные частицы, из которых складывалась вечность, оставшаяся позади.
В конце концов, что он теряет? Так было всегда, и даже мгновение тепла на фоне безграничного холода быстро затерялось в памяти, превратившись в одно болезненное воспоминание о том, что было некогда найдено – и так же потеряно по его вине.
Кто-то пытался дотянуться сквозь бездну космоса до искры, догорающей – и никак не способной выжечь себя до конца, – на дне мироздания. Кто-то звал в маленький мир, лежащий за пределами реальностей, звал его на последний бой, обещая по его завершению такое долгожданное и желаемое забвение. Чей-то голос пробивался сквозь световые мили, заставляя очнуться от вечного сна.
Здесь было невыносимо холодно. Здесь, в точке отсчета, откуда всё брало свое начало – даже время,
– и куда должно было, рано или поздно, прийти. Там, где сияла почти угасшая путеводная звезда, видимая из любого мира, ориентир для заблудившихся во мраке, там царил абсолютный холод.