Даруй им покой

Дирхарт стоял возле распахнутого окна, вертя в пальцах соломинку и глядя на развевающееся над зубцами донжона знамя с гербом барона Донована. Наконец он сунул соломинку в рот и, обернувшись, прислонился к оконному переплету.

– Джон, представь, что ты – наследник знатной фамилии и огромного состояния, владелец земель, замков, тебе присягают на верность…

Оторвавшийся от разглаживания кружевного воротника слуга замахал руками.

– Хватит, хватит, господин! Уже голова кружится, но представить все равно не получилось.

– Ладно, тогда я представлю, у меня хорошо получается. Значит, я – барон, у меня несколько замков, мне присягают на верность дворяне. У меня пышная свита. Я живу роскошной жизнью, устраиваю балы, охоты, турниры. В моем распоряжении сотни слуг и красивых служанок… да что там служанок – вокруг столько знатных и прекрасных дам, а я тоже молод и красив. И я помолвлен с дочерью графа. Но в нее некстати влюбился мой младший брат. А она – в него. Это беда? Допустим. Но заставит ли она меня покинуть эту роскошную жизнь и стать монахом?

А, как ты думаешь, Джон?

– Вас точно не заставит.

– Ну, хорошо, не меня. Но другого человека, портрет которого я тебе нарисовал?

– Думаю, никого не заставит. Мне кажется, то, что вы сейчас рассказали, было написано в каком-нибудь рыцарском романе, над которыми рыдают юные леди вроде той, с которой вы сегодня прогуливались. Это она вам рассказала?

– Точно, Джон! Она. И мне тоже кажется, что все это – полнейшая чепуха.

– Вы все про сэра Ричарда думаете?

– Да. Думаю, не было никакого пострига.

– А что тогда?

– Смерть. Смерть, которую почему-то понадобилось скрыть. А вот зачем…

– И правда – зачем? В смысле – зачем вы в это влезаете?

– Да черт знает… как в омут затягивает.

– Вот вечно вы норовите в чужой омут броситься!

– Вечно? И когда ж такое бывало?

– Ну, когда-когда… Мне и теперешнего раза хватает. Не лезли бы вы в это, господин…

– Да ладно! – Дирхарт с досадой отмахнулся от надоевшего дуэта голосов рассудка и собственного слуги. – Понимаешь, я такое вижу впервые. Обычно скрывают причину смерти, если с ней что-то не так, конечно. А тут скрывают саму смерть. И ведь никакой выгоды никому от этого нет. Или я просто не знаю чего-то…

– Во многом знании много печали, – весомо изрек Джон.

– Да? С чего ты взял?

– Это не я. Это мудрец Соломон сказал.

– Послал же господь мудреца в услужение… – вздохнул Дирхарт и выплюнул в окно изжеванную соломинку.

* * *

Тень вышедшего из исповедальни человека скользила по стене, корчась в нишах и кривляясь между колоннами. Край длинного плаща вился следом в такт стремительной походке. Хлопнула дверь церкви, вспугнув воркующих на крыльце голубей.

Оставшийся в исповедальне отец Джеймс сидел, глядя перед собой стекленеющими глазами.

Церковный служка, нашедший тело священника, не стеснялся мокрых глаз.

– Страшное горе, милорд… Прости меня, господи, неисповедимы пути твои, и не нам, смертным, их прозревать… Но горе-то какое, милорд!

Сэр Уильям молча смотрел на лежащее на скамье тело отца Джеймса.

– Милорд, – тихо проговорил стоящий рядом Дирхарт, которого барон вызвал, едва ему доложили о несчастье. – Мне бы вам наедине кое-что сказать…

Когда служка по знаку барона удалился, продолжая горестно причитать, Дирхарт склонился над мертвым.

– Взгляните сюда, милорд.

Дирхарт бережным жестом приподнял опущенное веко, начавшее коченеть.

– Видите кровавые сгустки? Совсем крохотные точки, но все равно заметны.

Губы барона дрогнули, словно он хотел что-то сказать, но промолчал, лишь кивнул.

– Конечно, иногда так бывает и когда человек умирает своей смертью. Но когда его душат, так бывает всегда.

– Когда душат, остаются следы на шее.

Барон тоже склонился над телом и слегка оттянул воротник сутаны.

– Видишь? Никаких следов.

– Милорд, душить можно по-разному. Если прижать к лицу подушку или скомканную ткань – хоть занавеску, хоть плащ, то как раз так и получится. А если делать это медленно, давая изредка вздохнуть, то лицо не посинеет, и гримасы удушья на нем не будет.

– Господи… – с легкой брезгливостью проговорил барон. – Откуда ты знаешь?..

Дирхарт пропустил мимо ушей последнюю фразу и снова наклонился к трупу.

– Посмотрите еще, милорд. Внимательнее.

На щеках мертвеца были едва заметны крохотные синие ворсинки и несколько темных шерстинок. Не удовольствовавшись этим, Дирхарт осторожно раздвинул посеревшие губы – между зубами виднелись те же темно-синие ворсинки.

– Я вижу. – Барон выпрямился. – Вижу.

Он резко развернулся и вышел из церкви, оставив Дирхарта наедине с мертвым отцом Джеймсом.

– Горе-то какое, милорд!

Дирхарт вздрогнул и оглянулся. В дверях стоял церковный служка.

– Страшное горе…

* * *

– А ведь я так пытался его предупредить! Упокой, господи… – Дирхарт не договорил и сделал глоток из фляги.

Наученный случаем с секретарем барона, ненароком услышавшим однажды их разговор, Джон выглянул за дверь и, убедившись, что за ней никого нет, плотно ее запер.

– Не убивайтесь, господин, – сочувственно проговорил он, глядя на Дирхарта, сидящего, забросив ноги на соседний стул, и крутящего в пальцах флягу с виски.