Даруй им покой

Продолжая закрывать фонарь полой плаща, Дирхарт вышел и, направив луч света вниз, на полускрытый травой и плющом фундамент, начал медленно обходить часовню. На одной из стен под густо свисающими лозами плюща вровень с землей виднелось забранное решеткой отверстие. Дирхарт поднес фонарь – довольно узкий колодец полого уходил вниз. Брошенный в него камешек ударился об пол где-то совсем близко – стало быть, колодец не выше человеческого роста. Узкий, конечно, но не настолько, чтобы не попробовать. Дирхарт поставил фонарь и подергал решетку. Сделана на совесть, но прутья не такие уж толстые, а он на спор подковы разгибал.

Он сбросил плащ, прикрыв фонарь, и, обходясь одним лунным светом, взялся поудобнее за железные прутья. Какое-то время они не поддавались, споря с немеющими от напряжения мускулами. Забыв о святости места, Дирхарт цедил сквозь зубы проклятья. Решетка не сдавалась. Он не сдавался. И наконец почувствовал, как прутья слабо дрогнули в пазах. Немного передохнув, Дирхарт снова взялся за решетку… Наконец погнутые прутья со скрежетом выдернулись, под ноги посыпалась цементная крошка. Наклонившись, он посветил в открывшийся проем – каменный пол впрямь был довольно близко. И еще он ощутил запах…

Вернувшись в часовню, Дирхарт отбросил плащ и поставил фонарь на пол. Приманка для ночных мотыльков… Оглянувшись на пороге, он бросил взгляд на статую в нише. Милости в лице святого было не больше, чем в камне, из которого его изваяли.

Снова вернувшись к ведущему в темноту под часовней лазу, Дирхарт склонился над ним, отгоняя мысль о том, что собирается спуститься в могилу и неизвестно, сможет ли этим же путем оттуда выбраться. Ход, конечно, узкий, но для него достаточный, спасибо худощавому телосложению. Он снял перевязь со шпагой, сразу почувствовав себя неуютно, но отступать было поздно. Потом отцепил с пояса кинжал, сложил клинки возле стены, бросив сверху камзол, и прикрыл все свисающими плетями плюща. Из оружия при нем остались лишь два метательных ножа. Конечно, лучше, чем ничего, но… Отогнав и эту мысль, он, придерживаясь руками за край, скользнул в темный проем.

Уже через несколько мгновений Дирхарту показалось, что лаз слишком узок для него, что он попал в ловушку, из которой ему не выбраться. Он не мог пошевелиться, сползая вниз только под собственной тяжестью, холодный камень обдирал кожу сквозь тонкую рубаху. В какой-то момент он почувствовал, что не сможет вдохнуть, стиснутый в каменном желобе, и что его смерть станет еще страшнее, чем смерть погребенных здесь, но тут, словно смилостивившись, одна из стен закончилась, и он спрыгнул на пол. С облегчением переведя дыхание, он тут же почувствовал подступивший к горлу ком. Здесь запах был еще ощутимее. Дирхарт пожалел об оставленном в гостинице батистовом платке, этом изящном дополнении к дворянскому костюму. Неплохо было бы сейчас повязать его на лицо, хоть немного закрыв нос.

Переждав приступ тошноты, Дирхарт оправил разодранную рубаху и зажег заранее припасенный свечной огарок. Узкий коридор уходил в темноту, но через несколько шагов стены расступились. Он поднял свечу повыше и невольно отшатнулся – прямо перед ним в придвинутом к столу кресле сидел человек. Дирхарт понял, что перед ним мертвец. Скудный огонек выхватывал из темноты склоненную голову, спадающие с плеча длинные локоны, теперь высохшие, будто осенняя трава… бархатный рукав и кружево манжета в темных пятнах плесени… В висящих на высокой спинке кресла ножнах тускло блеснул эфес шпаги.

На столе, среди книг и посуды, стоял подсвечник, и Дирхарт, осторожно обогнув мертвеца, зажег свечи, окончательно разогнав темноту. И тут он увидел… Лежащая на подлокотнике рука была неестественно вывернута, а то, что когда-то было узкой аристократичной кистью, теперь напоминало иссохший обрубок, при жизни съеденный той болезнью, которую ни с чем не спутаешь. Дирхарт застыл, глядя на него и понимая, что наконец ухватил мысль, прежде мелькавшую на границе сознания при виде изваяния святого Лазаря в часовне. Святого Лазаря, заступника и покровителя прокаженных.