Даруй им покой

Джон действительно уже почти решился, когда Дирхарт, бросив очередной взгляд в окошко перед собой, скривил губы в злой усмешке, передвинув во рту свою вечную соломинку. По дороге ехал одинокий всадник. И по мере того, как он приближался, усмешка Дирхарта становилась все более ядовитой, но и горькой одновременно.

Переступивший порог гостиницы Роберт Салливан оглянулся в поисках какой-нибудь прислуги. Когда его взгляд натолкнулся на сидящего в дальнем углу и не спускающего с него глаз Дирхарта, он едва заметно вздрогнул, однако в следующий момент на его лице появилось облегчение, которое он даже не попытался скрыть. Не глядя больше по сторонам, он быстрым шагом подошел и без приглашения опустился на скамью напротив.

– Я говорил вам, что навел о вас справки? Я знаю, какие поручения вы обычно исполняете.

Он замолчал, потом отцепил от пояса кошелек и положил перед Дирхартом.

– Я не хочу, чтобы убийца моей дочери продолжал жить на этом свете.

– Вы уверены, что знаете, кто это? – спросил Дирхарт, не взглянув на кошелек.

– Я уверен, что вы знаете. Остальное не важно.

Дирхарт молчал, от пристального взгляда блекло-серых глаз Салливану стало неприятно, будто он сам совершал сейчас преступление. Сидящий напротив наемный убийца молчал, не глядя на лежащие перед ним деньги. Наконец Салливан не выдержал:

– Что-то еще?

– Я должен попасть в замок. А мне туда путь заказан.

– Попадете.

Дирхарт кивнул и поднялся. Избавившись наконец от беспокоящего его бесцветного взгляда, Салливан встал следом.

Кошелек остался лежать на столе рядом с недопитой кружкой.

Джон смотрел вслед удаляющимся всадникам. Он прекрасно знал, чем порой не гнушается зарабатывать его господин. Знал, и его это не особо заботило, а если положа руку на сердце, то не заботило вовсе. Но в этот раз… в этот раз словно маленький червячок точил душу.

Покидая гостиницу, Дирхарт пропустил вперед баронского сенешаля и, остановившись в дверях, указал Джону на лежащий возле кружки пива кошелек:

– Возьмешь себе, если что. На первое время хватит.

По направлению к замку удалялись двое всадников.

Возьмешь себе, если что…

Всадники становились все меньше и меньше. Вот они почти неразличимы. Две движущиеся точки. Отсюда и не поймешь уже, который из них Дирхарт.

Возьмешь себе, если что.

Если… что?

* * *

К замку всадники подъехали уже затемно. Ворота были заперты, и они воспользовались боковой аркой с низким сводом и такой тесной, что из седла легко можно было достать рукой и до стены, и до потолка. Привратник, равнодушно поклонившись, запер за ними тяжелую дверь, и у Дирхарта возникло ощущение захлопнувшейся за спиной ловушки. Ощущение, которое он тут же отогнал. Он чувствовал себя идущей по следу гончей, опьяненной запахом крови. Рассудок голосом Джона говорил, что надо было убираться подальше от замка, раз уж повезло быть выгнанным оттуда живым и невредимым, однако он отмахивался от него, корил себя за это, но ничего не мог поделать. И вот он снова в замке. В замке, где бесследно сгинули двое родовитых дворян, один из которых ко всему прочему был здесь хозяином, так что уж говорить о безродном авантюристе, горевать о котором будет разве что оставшийся в придорожной гостинице слуга… Но гончая упрямо шла по кровяному следу.

Дирхарт искоса взглянул в каменное лицо Салливана. Нет, играть памятью дочери он бы не стал. Пока все шло по-честному. Сенешаль уловил его взгляд и повернулся.

– Вы неплохо ориентируетесь в замке. Мне оставить вас?

– Да.

Часовня едва виднелась на фоне листвы, черное на черном. Дирхарт зажег фонарь и закрыл его полой плаща. Где-то за крепостной стеной раздался далекий крик, рассыпавшийся отрывистым хохотом безумца. Дирхарт подумал, что пару месяцев назад другой, стоя на пороге часовни, мог вздрогнуть от этого внезапного крика ночной птицы. Хохот оборвался, лишь звенели в траве кузнечики и тихонько шелестела листва. Дирхарт толкнул дверь, и та послушно повернулась на петлях, впуская его внутрь. Он почти ожидал увидеть на каменных плитах темные кровавые следы. Сердце забилось чаще. Гончая, идущая по кровяному следу… да, именно так он себя и ощущал.

Разумеется, сейчас внутри часовни царила чистота. Луч фонаря выхватил из темноты скорбный лик святого Лазаря. Из-за неверного света казалось, что изваяние шевельнулось в нише, чуть подавшись в сторону незваного ночного гостя. Дирхарт снова ощутил тающее на границе сознания беспокойство, которое вызывал у него этот святой. Словно ускользающий из руки обрывок путеводной нити… С досадой передвинув во рту травинку, он повел фонарем, освещая стены. В глаза бросились любовно расставленные Маргарет свежие розы, и Дирхарт сам себе удивился, ощутив что-то вроде ревности. Прогнав и это чувство, он внимательно, шаг за шагом, осмотрел плиты пола, стены… Если тут что-то и было, сейчас ему этого не найти.