Дарвиния

Когда Том исчез во мгле, Гилфорда оглушило одиночество. Единственной его компанией остались собственные мысли да медленное дыхание Салливана. Он испытывал одновременно скуку и чувство, близкое к панике. Эх, вот бы сейчас что-нибудь почитать! «Аргоси», к примеру… Но единственным чтивом, пережившим нападение партизан, был карманный Новый Завет, принадлежавший Дигби. А тот был убежден, что растрепанная книжица спасла ему жизнь, и ни за какие коврижки не расстался бы со своим талисманом. Как будто в этой мгле цвета мышьяка можно прочесть хоть слово…

Гилфорд понял, что наступила ночь, когда свет над головой совсем померк и влажный воздух приобрел ядовитый темно-зеленый оттенок. Крохотные пылинки и микроскопические частицы льда всплывали из глубин, точно диатомовые водоросли в океанском течении. Он подоткнул одеяла вокруг доктора Салливана, чье дыхание стало хриплым, как звук пилы, вгрызающейся во влажную сосновую древесину, и зажег один из двух факелов из минаретного дерева, принесенных Томом Комптоном. Поскольку самому Гилфорду одеяла не досталось, его била неукротимая дрожь. Когда ноги немели, он вставал и разминался, заботясь о том, чтобы не оторвать ладонь от стены. Факел он воткнул в горку камешков, это позволило греть руки над слабым огоньком. Минаретное дерево, обмакнутое в растопленный змеиный жир, горело от шести до восьми часов, хотя и неярко.

Гилфорд боялся уснуть.

В тишине он улавливал еле различимый звук – отдаленный рокот, если, конечно, это не была пульсация его собственной крови, многократно усиленная в темноте. Вспомнились подземные морлоки с их светящимися глазами и неутолимым голодом из «Машины времени» Герберта Уэллса. Нельзя сказать, что это его приободрило.

Чтобы убить время, он разговаривал с Салливаном. Не исключено, что ботаник мог его слышать, хотя веки оставались сомкнутыми, а из ноздри по-прежнему сочилась кровь. Время от времени Гилфорд смачивал полу рубахи в струйке талой воды и протирал окровавленное лицо Салливана. Он с любовью говорил о Каролине с Лили и о своем отце, которого до смерти забили в бостонском продовольственном бунте, когда старик упрямо пытался войти в типографию, где трудился, не пропустив ни единого рабочего дня, на протяжении всей своей взрослой жизни. Безрассудная отвага. Вот бы Гилфорду хоть толику такой!

И вот бы очнулся Салливан. Рассказал бы одну из своих историй. С жаром сыпал бы аргументами в защиту древней эволюционировавшей Дарвинии, в пух и прах громя версию Чуда холодной сталью логики. «Надеюсь, ты прав, – подумал Гилфорд. – Надеюсь, этот континент – не сон или, хуже того, ночной кошмар. Надеюсь, мертвая древность так и останется мертвой древностью».

Как же хотелось Гилфорду, чтобы впереди его ждали вкусная еда и горячая ванна. И постель, а в постели – Каролина, теплая и мягкая под сугробом ватного одеяла. Ему не нравились ни эти странные шумы из темных глубин, ни то, как звук накатывал снизу подобно волне.

– Надеюсь, вы не умрете, доктор Салливан. Знаю, вы ни за что не согласились бы отступить, не раскрыв ни одной тайны этого континента. Но задачка не из простых, верно?

И тут раздался глубокий судорожный вздох. Гилфорд оглянулся и с изумлением увидел, что глаза ботаника распахнулись.

Салливан устремил на него – или сквозь него, определить было сложно, – тяжелый взгляд. Один зрачок был неестественно расширен, белок испещрен кровавыми прожилками.

– Мы не умираем, – прошептал Салливан.

Гилфорд подавил желание попятиться.

– Эй, – произнес он, – доктор Салливан, лежите спокойно. Не надо волноваться. С вами все будет хорошо, помощь уже близко.

– Разве он не сказал тебе этого? Гилфорд не сказал Гилфорду, что Гилфорд не умрет?

– Не пытайтесь говорить.

«Не говори, – подумал Гилфорд, – потому что пугаешь меня до чертиков».

Губы Салливана изогнулись в кривой ухмылке; смотреть на нее было жутко.

– Ты видел их в своих снах…

– Пожалуйста, не надо, доктор Салливан.

– Они зеленые, как старая медь. С хребтами на животах… Они едят сны. Они едят все!

Слова ботаника задели Гилфорда за живое, но он усилием воли отогнал непрошеное воспоминание. Важно было не поддаваться панике.

– Гилфорд! – Левая рука Салливана, выметнувшись, вцепилась в запястье Гилфорда, а правая рефлекторно попыталась ухватиться за воздух. – Это одно из тех мест, где происходит конец света!

– Вы несете какую-то околесицу, доктор Салливан. Пожалуйста, постарайтесь уснуть. Том скоро вернется.

– Ты умер во Франции. Погиб, сражаясь с бошами. Ну и ну!

– Не очень приятно это говорить, но вы меня пугаете, доктор Салливан.

– Умереть невозможно! – заявил Салливан.

С этими словами он захрипел и испустил дух.

Через некоторое время Гилфорд закрыл глаза покойника.

Он еще несколько часов просидел рядом с доктором Салливаном, монотонно напевая под нос в ожидании того, что может выползти из тьмы и напасть.

Уже перед самым рассветом, обессилев, он задремал.