Дарвиния

Они так отчаянно хотят выбраться наружу!

Гилфорд чувствует их гнев, их неудовлетворенность.

У него нет названия для них. Они как бы даже не вполне существуют. Они застыли между идеей и ее претворением, незавершенные, полуразумные, жаждущие воплощения. Физически это бледно-зеленые призраки несколько крупнее человека, чешуйчатые, шипастые, разевающие огромную пасть в безмолвной ярости.

«Они были связаны и заточены здесь после битвы».

Эта мысль принадлежит не ему. Гилфорд оборачивается. Он невесом; он плавает в глубине колодца, но не в воде. Самый воздух вокруг него лучится. Каким-то образом этот неявленный свет соткан сразу из воздуха, камня и собственной сущности Гилфорда.

Рядом плавает тощий юнец в форме американского пехотинца. Свет течет сквозь него, из него. Это тот самый солдат из снов Гилфорда, похожий на него, как брат-близнец.

«Кто ты?»

«Я – это ты», – отвечает солдат.

«Это невозможно».

«Кажется, что невозможно. Но это так».

Даже его голос почему-то знаком Гилфорду. Это голос, которым он разговаривает сам с собой, голос его потаенных мыслей.

«А кто они? – Он имеет в виду заточенных существ. – Демоны?»

«Можешь называть их так, если хочешь. Или называй чудовищами. У них нет никаких других устремлений, кроме как быть. Стать всем, что существует, – конечная цель».

Теперь Гилфорд видит их отчетливей. Видит чешую и когти, многочисленные руки, лязгающие зубы.

«Звери?»

«Нечто гораздо большее, нежели звери. Но и зверьми могут стать, если подвернется шанс».

«Это ты заточил их здесь?»

«Я. С помощью остальных. Но их заточение ненадежно».

«Я не понимаю».

«Видишь, как они трепыхаются на грани материализации? Вскоре вновь обретут физические тела. Если мы не свяжем их навечно».

«Свяжем?» – переспрашивает Гилфорд.

Ему становится страшно. Происходящее ускользает от его понимания. И он ощущает чудовищное давление снизу, неимоверное желание, не находящее выхода и зреющее миллиарды лет в ожидании того мига, когда оно получит волю.

«Мы свяжем их», – произносит солдат спокойно.

«Мы?»

«Ты и я».

Эти слова оглушают Гилфорда. Он сознает невероятную важность задачи, громадную, как луна.

«Я ничего не понимаю!»

«Терпение, братишка», – говорит солдат и тянет его вверх, все выше и выше, сквозь зловещий призрачный свет, сквозь туман и жар почти воплощения, точно ангел в изорванном мундире, пока наконец сам не растворяется в воздухе.

Над ним склонился Том Комптон с факелом в руке.

«Я бы поднялся, – подумал Гилфорд, – если бы мог».

Если бы здесь не было так холодно. Если бы тело не затекло в тысяче разных мест. Если бы он мог собрать в кучку ускользающие мысли. Ему необходимо было сообщить Тому Комптону что-то исключительно важное, что-то про доктора Салливана.