Дарвиновская революция

Как и всякий другой, Седжвик нашел в труде Лайеля много такого, что не могло ему не понравиться и что, на его взгляд, заслуживало всяческих похвал. В частности то, например, что Лайель наглядно показал, что методология актуализма может применяться в гораздо более широких границах, нежели то было признано (Седжвик, 1831). Тем не менее там, где дело касалось частностей, Седжвик был не согласен с Лайелем по всем трем пунктам, которые тот затронул. Во-первых, он чувствовал, что Лайель не вправе сводить прошлые причины к тем, которые действуют по сю пору, и ограничиваться ими. Ведь нам так мало известно о «таинственных и не поддающихся учету агентах, идущих, вероятно, рука об руку с гравитацией и играющих несомненную роль во всех изменениях и комбинациях» (Седжвик, 1831, с. 301). В самом деле, по мнению Седжвика, причины, действовавшие в прошлом, должны были иметь гораздо большие размах и силу, и это мнение не кажется безосновательным, особенно если учесть, что Седжвик был приверженцем теории французского геолога Эли де Бомона, утверждавшего, что горные цепи в Европе возникли в результате мощных «пароксизмов подъемной силы» (Седжвик, 1831, с. 308).

Хотя достохвальные причины, действовавшие в прошлом с такими размахом и силой, которые ныне неизвестны, отметали все сомнительные вопросы об их истинной природе, по двум пунктам позиция Седжвика представляется совершенно ясной. Во-первых, он, в отличие от Кювье, не полагался исключительно на одни лишь потопы и наводнения, а мыслил в более широкой перспективе, включая сюда, помимо наводнений, вулканическую деятельность и процессы горообразования. Во-вторых, хотя он верил в существование в прошлом катастроф, равных которым по силе и интенсивности сегодня нет, все же он был склонен считать, что Бог здесь ни при чем, и в неорганический мир Он не вмешивался. Понимая под «законом» некую естественную регулярность и систематичность, тогда как феномен, не укладывающийся в рамки законов, – это, скорее, нечто «чудодейственное» или «сверхъестественное», Седжвик склонялся к тому, что катастрофы все же не следует причислять к чудесам, хотя полностью возможность чуда он со счетов не сбрасывал (Седжвик, 1833, с. 28).

И наконец, мы видим, что Седжвик был совершенно не согласен с гипотезой Лайеля о неизменяемости геологических процессов на Земле, будь то в неорганическом или органическом мире, и всячески опровергал ее. В качестве доводов он ссылался на процесс остывания Земли и на приводимый Гершелем факт, что, поскольку эксцентриситет земной орбиты уменьшается (тогда как большая ось эллипса остается постоянной, а малая ось, наоборот, увеличивается), отсюда следует, что количество солнечных света и тепла, попадающих на Землю, тоже уменьшается (Гершель, 1832). Это подразумевает, что при всех прочих равных величинах средняя температура Земли в целом падает, и это свидетельствует о своего рода линейной направленности. Седжвик обнаружил, что эта направленность находит отражение в органическом мире, ибо в противовес Лайелю считал, что «налицо поступательное развитие органической структуры, содействующей целям жизни» (Седжвик, 1831, с. 306).

Во многих отношениях, в частности в чисто практической работе в полевых условиях, Седжвик, вероятно, был лучшим геологом своего времени. Он и Родерик Мерчисон проделали безукоризненную работу по ранним аспектам геологической летописи, представив убедительные доказательства того, что рыбы появились раньше пресмыкающихся (в отношении чего Кювье, кстати, до конца не был уверен). Что касается полемики с Лайелем, то, изучая ее, чувствуешь, что Седжвик отстаивает определенные идеи главным образом потому, что это именно его, а не чьи-то еще идеи (это же чувство возникает и тридцать лет спустя, когда читаешь возражения Седжвика, направленные Дарвину). Я не хочу этим сказать, что Седжвик был профессиональным реакционером. Естественно, даже после выхода в свет в 1830 году первого тома «Принципов» не было ничего смешного или нелепого в том, что геолог продолжал причислять себя к числу катастрофистов. Доказательств наличия катастроф было множество, и они были не менее убедительными, чем доказательства, приводимые в подтверждение многих научных теорий. В начале 1820-х годов, например, Броньяр (1821, 1823) недвусмысленно доказал, что в Альпах наличествуют окаменелости, которые с полным правом можно отнести к сравнительно недавним геологическим эпохам (см. также Радвик, 1972). Таким образом, сам факт принятия Седжвиком предположения Бомона о том, что Альпы стремительно вознеслись ввысь под действием сжатия земной коры или чудовищного давления на нее и что это произошло, если оценивать в геологических масштабах, буквально секунду назад, – этот факт нельзя назвать таким уж неразумным.