Дарвиновская революция

Переходя к рассмотрению религиозных факторов, оказавших влияние на отношение Лайеля к организмам, мы видим, что он был плоть от плоти своего времени. Возьмем вопрос о человеке. Нам известно, что Лайель был ортодоксальным христианином в том смысле, что он разделял взгляд на христианство как кладезь чудес. Но, хотя удобства ради мы и преподносим Лайеля как либерала, подразумевая под этим нечто родственное по духу деисту, ясно, однако, одно: несмотря на то, что его конечная мотивация берет начало скорее в естественной, нежели в богооткровенной религии, Лайель разделял общий взгляд своих современников на человека как на существо значимое и величественное. И именно этот фактор оказал самое существенное влияние на выбор им позиции, в частности на его отношение к эволюционизму.

По общему признанию, в своих «Принципах» Лайель так и не рискнул открыто признать, что именно религиозный страх в отношении человека толкнул его выступить против эволюционизма. В конце концов, он и не должен был это делать, ведь «Принципы» – это всего лишь научный труд, порицающий тех, кто смешивает науку с религией. Но, предвосхищая реакцию Лайеля на Дарвина, теорию которого он счел неприемлемой, мы с полным правом заявляем, что основной причиной его отношения к Дарвину был вполне обоснованный страх, что подобная теория ставит человека в один ряд с другими организмами (см., в частности, Уилсон, 1970). Человек становится не более как еще одним экспонатом в природном мире. А поскольку в первом томе «Принципов» Лайель сошел с избранного пути и высветил особенную природу человека и его относительно недавнее происхождение, представляется вполне естественным, что главное возражение, выдвигаемое им против ламаркизма, сводилось к тому, что он якобы разглядел в нем тенденцию к умалению или развенчанию особого статуса человека. Безусловно, Лайель, характеризуя ламаркизм, слишком уж явно выставил на всеобщее обозрение подразумеваемую связь между орангутаном и человеком. Более того, не менее вероятным кажется и то, что его отрицание какой-либо прогрессии в палеонтологической летописи непосредственно связано с его беспокойством о человеке. В самом начале 1820-х годов Лайель, как и все другие, был прогрессионистом и был им до 1826 года, когда он прочел труд Ламарка, после чего неожиданно переметнулся в противоположный лагерь и встал в яростную оппозицию (см. подробности у Бартоломью, 1973). С провидческой прозорливостью Лайель вдруг увидел, что геологический прогрессионизм – это вполне естественный шаг в направлении эволюционизма. Хотя он просмотрел тот факт, что сам Ламарк мало что сделал в этом направлении, он все же понял, что эволюционизм без такой прогрессии обойтись практически не может. Поэтому, исполненный решимости защитить статус человека, Лайель и взял на вооружение страх, ставший основной (но им не высказанной) причиной, заставившей его отрицать прогрессию, что он и сделал. Парадоксально, однако, то, что в своем стремлении защитить человека Лайель гораздо больше упрочил связь между прогрессивной палеонтологической летописью и эволюционизмом, чем это сделал Ламарк.