Дарвиновская революция

Но, если не принимать в расчет человека, на антиэволюционную позицию Лайеля повлияла – причем в гораздо более широком смысле, чем обычно принято считать, – естественная религия. Лайель прочно держался за традиционный довод из арсенала божественного замысла, как это ясно видно из его бесконечных комментариев, разбросанных на страницах его «Принципов». Действительно, он заходит так далеко, что выдвигает предположение (в истинно британском духе), что инстинкты, которыми наделена собака, были даны ей в первую очередь на пользу и на благо человека и уже во вторую – на благо самой собаки, которая в лице человека обрела хозяина-покровителя (Лайель, 1830–1833, 2:44). Поскольку Лайель так до конца и не определился с вопросом, как именно возникают новые виды, нам трудно здесь сказать что-то определенное, но, учитывая его приверженность божественному замыслу, можно не сомневаться, что подразумеваемые им механизмы образования новых видов в какой-то мере служили отражением этого замысла. Но одним из главных возражений, выдвигаемых современниками Лайеля против эволюционных теорий, подобных ламарковской, было то, что, невзирая на «слепые» законы, они не в состоянии адекватным образом объяснить божественный замысел. Современники чувствовали, что неуправляемые законы ведут к случайному выбору; отсюда и позиция, постулирующая, что такие законы в области биологии просто не применимы, поскольку с их помощью не объяснить сложную адаптацию. Поэтому любая позиция, в основе которой лежат подобные законы, должна с теологической точки зрения казаться подозрительной, поскольку, отбрасывая адаптацию, отсекаешь и основное доказательство, говорящее в пользу высшего замысла. Разумеется, если слепые законы не противоречат адаптации и согласуются с ней (что весьма сомнительно), необходимость признавать наличие Творца, стоящего за видимой реальностью, уже не кажется столь настоятельной. В самом деле, чтобы объяснить узоры, которые ветер оставляет на песке, совсем не требуется призывать на помощь Творца. (В сущности, если мои прежние замечания оценены должным образом, то законы Ламарка не так уж и слепы, как полагали он сам и другие.)

Вероятней всего, что, разделяя взгляд современников на божественный замысел, Лайель счел эволюционизм Ламарка неприемлемым по той же причине. Каких-то 30 лет спустя тот же вопрос о замысле снова стал камнем преткновения: на сей раз Лайель счел его главным препятствием, мешающим ему принять дарвиновский эволюционизм (Уилсон, 1970). Но, даже беря в расчет не внешние, а внутренние мотивирующие свидетельства 1830-х годов, наиболее вероятным представляется то, что именно человек и божественный замысел заставили Лайеля воспротивиться эволюции. Если же принимать во внимание открытую общественную реакцию 1860-х годов, важность человека и замысла кажется вообще бесспорной.

Если допустить, что именно божественный замысел повлиял на антиэволюционную позицию Лайеля и его взгляды на происхождение видов, то придется признать, что любой механизм образования видов, какой бы он ни взял на вооружение, должен опираться на особенные и довольно специфические законы, направленные на поддержание этого замысла и в каком-то смысле отличающиеся от обычных природных законов. Если под «чудом» понимать некое явление, неподвластное обычным (естественным) законам ни на феноменальном, ни на каузальном (причинном) уровне, тогда нельзя не признать, что Лайель подошел опасно близко к той черте, где он готов был отнести происхождение органической материи к разряду чудес, как он, очевидно, сделал это в отношении человека как существа, наделенного моралью. Еще более ярко можно осветить позицию Лайеля, если мы сравним его самого с его критиками, хотя трудно отрицать, что здесь мы сталкиваемся с неразрешимым противоречием, каким отмечена его мысль (но никак не связанным с неопределенностью некоторых его положений). С одной стороны, он жаждал обычных природных законов, которые бы регулировали такой фактор, как происхождение видов, а с другой – он же с отвращением от них отмахивался. Как мы увидим в дальнейшем, у Лайеля (и других) это противоречие с годами будет только углубляться.

Моменты, которые мы здесь обсуждаем, взаимосвязаны между собой в еще большей мере, чем исключительные факторы, характеризующие его позицию и взгляд на организмы, хотя все же закрадывается подозрение, что наиважнейшим фактором для него является достоинство и величие человека. Но, как бы там ни было, ясно, что его отношение к органическому миру зиждилось на сложной смеси, включавшей науку, философию и религию. А теперь, держа в уме все эти моменты, давайте рассмотрим реакцию современников на теории и высказывания Лайеля.

Гершель и Бэббидж об отношении Лайеля к организмам