Дарвиновская революция

1840-е годы были годами, тяжелыми для британцев, особенно для тех, кто, подобно Седжвику, был одновременно и искренним христианином, и преданным науке ученым. Но Бог благоволит к бывалому геологу, ослабляя беспощадную силу ветров, пусть хотя бы на время, поэтому со дня публикации в 1850 году фантасмагорической работы Седжвика в ответ на появление «Следов…» и до выхода в свет в 1859 году «Происхождения видов» дебаты по вопросу происхождения органики скорее тихо кипели, нежели страстно бурлили. Научных громов и молний, вроде тех, что метнул Чемберс, больше не было, и жизнь в целом вошла в более или менее спокойное русло (Бриггс, 1973; Кларк, 1963). Но это не значит, что время стояло на месте. Один из поразительных и парадоксальных аспектов дарвиновской революции, на мой взгляд, состоит вот в чем: если в 1844 году размышления Чемберса по поводу эволюции вызвали буквально шквал насмешек и издевательств, то по прошествии каких-то 15 лет Дарвин смог обратить на путь эволюционизма огромное количество людей. Хотя это в немалой степени было обусловлено тем уважением, которое снискал Дарвин своими заслугами и своим вкладом в науку, однако не в меньшей степени успеху Дарвина способствовало и то, что в 1859 году люди были «более готовы» к приятию эволюционизма, чем в 1844-м. И одной из главных причин такой большей готовности был, безусловно, сам Чемберс. При всех своих недостатках «Следы…» значительно ослабили массовую шоковую волну, вызванную эволюционизмом, благодаря чему идею эволюционизма смогли принять некоторые из людей, о которых я расскажу в этой главе.

И снова палеонтологическая летопись

Наши старые друзья Лайель и Оуэн, как вы помните, разнились в своих взглядах на палеонтологическую летопись, особенно по вопросу ее предполагаемой прогрессивной природы. За прошедшее десятилетие, несмотря на то, что критики Чемберса рьяно опровергали данное им толкование летописи, те же критики, тем не менее, нисколько не сомневались в ее прогрессивном характере, ведущем родословную человека через млекопитающих от примитивных организмов, и даже всячески подчеркивали его. В Британии, в частности, эту тему разрабатывали Седжвик и Миллер, а также, правда, в более ограниченном объеме, Оуэн. Лайель, который 20 годами ранее напрочь отрицал прогрессионизм, став президентом Геологического общества, воспользовался этой благоприятной возможностью и в своей президентской речи в 1851 году предпринял еще одно, последнее усилие пойти против течения и навязать научному сообществу альтернативную, непрогрессивную интерпретацию летописи.

Призвав на помощь все свое мастерство и умение, Лайель еще раз представил веские доказательства того, что органический мир характеризуется неизменяемостью своего состояния, и указал на некоторые несоответствия прогрессивного толкования летописи. Поэтому, заключил он, нет ничего удивительного в том, что самые ранние из известных нам растений очень примитивны, ибо это морские растения, хотя «очень даже вероятно, что силурийская почва, на которой они произрастали, была населена и гораздо более высокоорганизованными растениями» (1851, с. xxxviii). Более того, самыми ранними из известных нам растений являются пальмы, а они относятся к наиболее высокоразвитым растительным организмам. Есть несоответствия и в животном мире. Ссылаясь на стоунфилдские находки, как он это сделал в первом издании «Принципов», Лайель заметил, что среди костей птеродактиля мы находим и птичьи кости, чего нельзя было бы ожидать, если бы прогрессия действительно имела место[15]. Более того, в тех же самых осадочных породах встречаются кости плацентарных и сумчатых млекопитающих, что, опять же, указывает на отклонения в прогрессивной линии. Опираясь на научный авторитет Оуэна, Лайель самодовольно предположил, что наличие подобных организмов, вероятно, подразумевает присутствие и других четвероногих, которые, будучи плотоядными, «мешали развитию численности фасколотериев (Phascolotheres) и амфитериев (Amphitheres), которые, вероятно, как и нынешние четвероногие, тесно связанные с ними, быстро размножались» (1851, с. lxv, цитата из Оуэна, 1846). Лайель также обратил себе на пользу утверждение прогрессионистов, что Cetacea (китообразные) и другие морские млекопитающие появляются лишь в строго определенный период истории, и не раньше, а поскольку в одной из окаменелых раковин был обнаружен китовый паразит, то на основании этого он отодвинул срок появления китов, заявив, что они появились намного раньше, чем то было желательно сторонникам прогрессионизма[16].