Читаем Дарвиновская революция полностью

Такова была атака в лоб, проведенная Оуэном на позиции Лайеля. Судя по тону приводимых Оуэном доводов, а также исходя из его геологической таблицы, можно подумать, что (с небольшими вариациями) он скорее придерживался того прогрессионизма, который был разработан в 1840-х годах людьми вроде Агасси и Миллера, то есть более или менее линейной прогрессии, ведущей от примитивных организмов к человеку. Но если тщательно проанализировать ответ Оуэна Лайелю (как и его более позднюю работу), мы увидим, что, как бы он ни восхвалял прогрессионистскую ортодоксальность в своем противостоянии Лайелю (вплоть до того, что, опровергая Лайеля, цитировал Седжвика), фактически Оуэн был приверженцем картины, существенно отличавшейся от той, которую предлагали прогрессионисты (в их числе, возможно, и он сам) в 1840-х годах.

Во-первых, прогрессия, предложенная Оуэном вначале и содержавшая несколько побочных отклонений, была далеко не линейной. Идея ответвлений, или отклонений, как сам он их называл, была основной в его картине. Принимая главный эмбриологический постулат Фон Бэра, что в ходе развития мы видим постепенное изменение от общего к частному – каковой сам Фон Бэр считал своим научным открытием, – Оуэн (как и Агасси) вписал в палеонтологическую летопись и эмбриологическое развитие: это «суть принцип, который замечательно иллюстрируется последовательностью животных форм на нашей планете» (Оуэн, 1851, с. 430n). Другими словами, Оуэн полагал, что все организмы имеют в основе архетипичные формы, из которых они произошли, но сразу после этого мы уже видим отклонения, прогрессивную адаптацию и специализацию в направлении отдельных экологических ниш (следствия адаптивной силы). Поэтому не может быть и речи о линейном развитии. Хотя к 1860 году Оуэн, судя по всему, был уже готов принять очередность появления органических форм на Земле в общепринятом порядке (беспозвоночные – рыбы – пресмыкающиеся), все же в своем ответе Лайелю он рисовал в воображении несколько иную картину, где все четыре embranchements сходятся воедино, и даже пресмыкающихся он считал столь же древними, как и рыб (1851, с. 419, 422).

Во-вторых, Оуэн дистанцировался от заявления Миллера (которого придерживался раньше), что в таких группах, как рыбы, никакой последовательности нет. В согласии с эмбриологической летописью, составленной Фон Бэром, и своей собственной теорией архетипов он утверждал, что мы происходим от примитивных рыб и идем к более сложным (развитым) типам. «Палеонтология наглядно демонстрирует, что внутри этого класса наблюдается не только последовательное развитие, но и, что касается их позвоночного скелета, прогрессивное развитие» (1851, с. 426). Возьмем огромные пласты силурийского и девонского периодов. Несмотря на то, что эти пласты исследовали самым тщательнейшим образом, никаких целых окаменелых позвоночников рыб так и не нашли; рыбы со спинным хребтом были найдены лишь в более поздних слоях. Внутри этой группы та же примерно прогрессия наблюдается среди пресмыкающихся, птиц и млекопитающих. И повсеместно это прогрессия от общего к частному, специфическому.

Все это незаметно подводило Оуэна к фундаментальному (хотя, в сущности, им не признаваемому) преобразованию прогрессионизма, прежде понимаемого им как учение о восхождении от простого к сложному, от самого примитивного к самому изощренному – человеку. Хотя статус человека всегда был центром научной мысли Оуэна, теперь он отбросил в сторону антропоцентризм былого прогрессионизма. Больше нет и речи о прогрессии, ведущей к человеку, пусть и отмеченной случайными побочными отклонениями. Отныне отклонение объявляется основой основ, и каждая линия развития должна рассматриваться сама по себе. Человек более не является мерой всех вещей. Мера теперь – та эффективность, с какой организмы специализируются и адаптируются к своим отдельным нишам. Поскольку эффективность зачастую подразумевает сложность и утонченность, то элементы старого прогрессионизма наверняка можно увидеть внутри самих групп и в пограничной области между ними. По сути дела, Оуэн расчистил путь для теории, обращающей особое внимание на адаптивную дивергенцию, признающей постепенное преобразование от примитивных форм к специализированным (а следовательно, рассматривающей адаптацию скорее как процесс, нежели как неизменное, фиксированное состояние) и трактующей палеонтологическую летопись как ведущую исключительно к человеку как ее вершине (Боулер, 1976a).

Каковы бы ни были различия между прогрессионистами, Лайель с его антипрогрессионистской позицией оказался в меньшинстве. Однако некоторые его все же поддерживали, какие бы мотивы ими при этом ни двигали – пролайелевские или антиоуэновские. Но мы сможем пролить более яркий свет на этот вопрос, введя в наше повествование двух незнакомцев, стоявших на стороне Лайеля.

Виды и черепа

Перейти на страницу:

Все книги серии Наука, идеи, ученые

Моральное животное
Моральное животное

Роберт Райт (р. в 1957 г.) – профессор Пенсильванского университета, блестящий журналист, автор нескольких научных бестселлеров, каждый из которых вызывал жаркие дискуссии. Его книга «Моральное животное», переведенная на 12 языков и признанная одной из лучших книг 1994 года, мгновенно привлекла к себе внимание и поделила читательскую аудиторию на два непримиримых лагеря.Человек есть животное, наделенное разумом, – с этим фактом трудно поспорить. В то же время принято считать, что в цивилизованном обществе разумное начало превалирует над животным. Но так ли это в действительности? Что представляет собой человеческая мораль, претерпевшая за много веков радикальные изменения? Как связаны между собой альтруизм и борьба за выживание, сексуальная революция и теория эволюции Дарвина? Честь, совесть, дружба, благородство – неужели все это только слова, за которыми скрывается голый инстинкт?Анализируя эти вопросы и остроумно используя в качестве примера биографию самого Чарлза Дарвина и его «Происхождение видов» и знаменитую работу Франса де Валя «Политика у шимпанзе», Роберт Райт приходит к весьма любопытным выводам…

Роберт Райт

Педагогика, воспитание детей, литература для родителей

Похожие книги

Иисус, прерванное Слово. Как на самом деле зарождалось христианство
Иисус, прерванное Слово. Как на самом деле зарождалось христианство

Эта книга необходима всем, кто интересуется Библией, — независимо от того, считаете вы себя верующим или нет, потому что Библия остается самой важной книгой в истории нашей цивилизации. Барт Эрман виртуозно демонстрирует противоречивые представления об Иисусе и значении его жизни, которыми буквально переполнен Новый Завет. Он раскрывает истинное авторство многих книг, приписываемых апостолам, а также показывает, почему основных христианских догматов нет в Библии. Автор ничего не придумал в погоне за сенсацией: все, что написано в этой книге, — результат огромной исследовательской работы, проделанной учеными за последние двести лет. Однако по каким-то причинам эти знания о Библии до сих пор оставались недоступными обществу.

Барт Д. Эрман

История / Религиоведение / Христианство / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Россия и ислам. Том 3
Россия и ислам. Том 3

Работа одного из крупнейших российских исламоведов профессора М. А. Батунского (1933–1997) является до сих пор единственным широкомасштабным исследованием отношения России к исламу и к мусульманским царствам с X по начало XX века, публикация которого в советских условиях была исключена.Книга написана в историко-культурной перспективе и состоит из трех частей: «Русская средневековая культура и ислам», «Русская культура XVIII и XIX веков и исламский мир», «Формирование и динамика профессионального светского исламоведения в Российской империи».Используя политологический, философский, религиоведческий, психологический и исторический методы, М. Батунский анализирует множество различных источников; его подход вполне может служить благодатной почвой для дальнейших исследований многонациональной России, а также дать импульс всеобщим дебатам о «конфликте цивилизаций» и столкновении (противоборстве) христианского мира и ислама.

Марк Абрамович Батунский

История / Религиоведение / Образование и наука