Дарвиновская революция

В-четвертых, отдельные острова, говорит Гукер, несмотря на сходство климатических и прочих условий, населены своими, особыми видами (1853, с. хх). Хотя он не говорит ничего определенного, однако факт географического распространения видов трудно объяснить с позиции теории особого творения (мол, они специально были созданы именно в этом месте), зато он пришелся бы по душе эволюционисту. В-пятых, отдавая должное размышлениям таких известных униформистов, как Чарльз Лайель и Чарльз Дарвин, но рискнув пойти еще дальше, Гукер заявляет, что, хотя мы и не можем объяснить известными нам методами, почему растения распределены по поверхности Земли именно так, как они распределены, однако это легко понять, если предположить существование в древности обширных земель и материков, регулярно (то есть актуалистично – в согласии с униформистами, а не катастрофистами) исчезавших под действием геологических процессов (1853, с. xxvi; Дарвин находил вполне удовлетворительными существующие методы переноса и расселения растений, и Гукер впоследствии с ним согласился). И наконец, Гукер косвенным образом намекнул если и не на трансмутационное происхождение видов, то, по крайней мере, на естественное, продолжающееся и поныне. Указав, что именно это может служить причиной вымирания и исчезновения отдельных видов, он предлагает, чтобы «исходя из заданных предпосылок наблюдатель сам сделал надлежащие выводы» (1853, с. xxvi).

Имея таких друзей, как Гукер, креационистам не потребовались бы враги. Но хотя Гукер в то время уже имел вполне конкретное представление о теории Дарвина, он все же не был эволюционистом. Действительно, поддерживая Лайеля, он подверг острой критике прогрессию ископаемых растений (Гукер, 1856). Эта путаница, характерная для его очерка, отражала путаницу и неразбериху, царившие в умах многих ученых того времени, особенно тех, кто интересовался проблемой географического распространения видов.

Гексли тоже присоединил свой голос к хору голосов, поющих анафему эволюционизму, выступив в 1853 году с нападками на «Следы…» Чемберса («Плод грубого чувства, воздействующий на грубый ум»; 1854, с. 425). Но нас сейчас больше интересуют исследования Гексли в области сравнительной анатомии, интересуют в той мере, в какой они противоречат теории архетипов Оуэна и в какой они могут быть полезны на практике в качестве орудия против оной. Поверхностные намеки на это содержатся уже в речи, которую Гексли произнес в Королевском институте в 1854 году (Гексли, 1851–1854), однако главную свою вылазку в сравнительную анатомию позвоночных он совершил в 1858 году в своей крунианской лекции, прочитанной в Королевском обществе (Гексли, 1857–1859). Взяв в качестве исходной темы череп животного, Гексли начал развивать ее по двум направлениям, поставив два вопроса. Первый: «Все ли черепа позвоночных животных созданы по тому же плану?» И второй: «Идентичен ли этот план (исходя из предположения, что он существует) плану, по которому создан позвоночный столб?» (Гексли, 1:857–859, 1:540). Опираясь на сравнение скелетов взрослых особей и на сравнение соотношений в их развитии, он рассматривает последовательно черепа овцы, птицы, черепахи и карпа и на первый вопрос отвечает решительным «да». На второй же вопрос, вновь рассматривая феномены развития, он отвечает столь же решительным «нет». Предполагаемый изоморфизм между костями черепа и костями позвоночника просто-напросто не существует.

Сами по себе умозаключения, к которым пришел Гексли, были необычайно важны и для эволюции, и для дебатов, ведшихся вокруг нее, хотя в полную силу они дали знать о себе значительно позже. Они защищали и подтверждали те аспекты теории архетипов Оуэна, которые эволюционист вроде Дарвина хотел бы сохранить, и отвергали те аспекты, которые тот же эволюционист счел бы неуместными или даже нежелательными. Пользуясь терминологией Оуэна, Гексли подтвердил наличие «специальной гомологии» между костями различных организмов – первое, за что ухватился бы эволюционист как за доказательство существования общего предка. «Серийную гомологию» между костями того же тела Гексли отверг как ложную, точно так же как отверг гомологию между всеми костями тела (где кости рассматриваются как модификации позвоночника) как нечто в лучшем случае необъяснимое или объяснимое только с позиции дарвиновского эволюционизма. (Возможно, эволюционист признал бы наличие некоторой серийной гомологии и даже изначально предугадал бы ее.) И наконец, Гексли указал, что изучать сравнительную анатомию, учитывая при этом «общую гомологию», – дело бессмысленное: любые привязки организма к его предполагаемому трансцендентальному архетипу следует полностью отбросить. Опять же, это утверждение благоприятствует натуралистической эволюционной теории, хотя ничто из того, о чем говорил Гексли, не мешает истолковывать архетип (или нечто сродни ему) не как форму Платона, а как ее предтечу.