Дарвиновская революция

Честно признаюсь: лично я не испытываю к Гексли ни теплых чувств, ни симпатии, хотя он если не во всех, то в существенных отношениях был прекрасным человеком. Но при всех его замечательных качествах, таких как надежность и преданность в дружбе, ему не хватало великодушия по отношению к оппонентам. Он стремился не просто одолеть противную сторону, но ниспровергнуть ее моральные и интеллектуальные устои и принципы. После выхода в свет «Происхождения видов» он не раз будет демонстрировать эти свои качества, в чем мы вскоре и сами убедимся, хотя и на протяжении 1850-х годов он тоже проявлял их в полной мере. Не исключено, что склонность Гексли превращать обычный диспут в ссору и личную разборку служит признаком внутренней неуверенности – отпрыск из небогатой семьи, получающий стипендию и всеми силами пытающийся доказать, что он лучше ближнего своего. Подобная внешняя самоуверенность, прикрывающая внутреннюю неуверенность в себе, – характерная черта многих представителей викторианской эпохи середины XIX века (Хоутон, 1957), и я подозреваю, что Гексли (подобно Уэвеллу, но в меньшей степени) был образчиком именно такого рода. Обладая яркой личностью, он был лишен врожденной веры в свои достоинство и значимость, свойственные аристократам вроде Дарвина, и это отличие между ними, вероятно, отражало разницу их финансового положения. Но какие бы чувства кто ни испытывал по отношению к Гексли, никто бы не стал отрицать, что он был не только душой компании, но и первоклассным оратором, наделенным великолепным языковым чутьем, и человеком, самой судьбой предназначенным возглавлять скучные, но необходимые заседания ученого комитета, – прекрасный потенциал для должности декана колледжа, каковым он в конце концов и стал.

Хотя к концу десятилетия Гукер и Гексли еще не стали эволюционистами, они являли собой неоспоримое доказательство того, что научное сообщество неумолимо двигалось в сторону эволюционизма. «Вводный очерк» Гукера вышел из печати в 1853 году, в самом начале его исследований флоры Новой Зеландии. При написании этой работы им двигало желание объяснить как можно подробней и убедительней, почему он не эволюционист, ибо вопрос происхождения органики его будоражил не менее других, и он просто не мог взять и отвергнуть его, не дав соответствующего объяснения. Но вначале он осторожно указал на то, что его антиэволюционизм методологичен по самой своей сути, и первое, что от него требуется, – привнести в его специфическое описание дух постоянства и неизменности. Он признает, заявил он, что невозможно решить проблему происхождения органики, рассматривая флору одной лишь Новой Зеландии, заметив при этом, что если он и высказывает свои взгляды, то отнюдь не с «намерением, чтобы их истолковывали как отрытое признание и приятие какого-то устоявшегося и неизменного мнения на мой счет» (Гукер, 1853, с. vii). К счастью, он перечисляет взгляды, альтернативные его позиции, а затем приводит обычный перечень причин, якобы опровергающих возможность преобразования организмов: трудность или даже невозможность создавать специфические изменения искусственным путем, отсутствие существенных изменений, когда организмы попадают в иной климат, и так далее.

При всем своем антиэволюционизме Гукер, однако, приводит факты и интерпретации, которые нисколько не осложняют жизнь эволюционисту, а наоборот, служат ему даже на руку. Говоря современным таксономичным языком, Гукер скорее «объединитель», нежели «раскольник» (1853, с. xiii), то есть он больше склонен «втискивать» различные популяции сходных организмов в те же самые, а не в другие виды. Другими словами, Гукер в высшей степени терпимо относится к внутривидовым вариациям, а это как раз то, что нужно для постулирования теории эволюции, зависящей от всевозможных вариаций, происходящих в популяциях. Это во-первых. Во-вторых, в пику самому себе, то есть в противовес тому, что он сам говорил раньше, Гукер заявляет, что популяция, изолированная от «родителя» (основного вида) в силу особого местоположения (например, на острове), под влиянием новых условий может измениться до такой степени, что очень трудно будет установить ее происхождение от основного вида. Более того, «чтобы связать между собой этих разъединенных представителей – это требует подчас неимоверных усилий и напряженного труда [хотя такое возможно], ибо индивидуумы таковых рас часто сохраняют свой характер, даже несмотря на то, что подвергались воздействию иной среды многие годы» (1853, с. xv). В-третьих, опыты в Кью, указывает Гукер, свидетельствуют о том, что «растения из различных климатических зон и различных частей мира при их переносе из одних в другие могут ассимилироваться в новых условиях и выжить» (1853, с. xvi). Тем самым он делает упор на ту идею, что совсем не обязательно, будто организмы расселялись по поверхности земного шара естественным образом, и что каждый организм подразумевает акт творения в силу наличия у него особых адаптаций, необходимых для выживания в данном месте.