das Los

Впереди шел Владимир, за ним на некотором расстоянии — Михаил. Вид у последнего был, как всегда, неважный.

— Приветствую всех, — бросил Владимир, останавливаясь около открытого чемодана и не без удивления бросая на него взгляд, но ничего более не сказав.

Григорий Васильевич с каким-то необъяснимым ликованием посмотрел на Михаила, однако тот даже не заметил этого взгляда, выглядев так, словно он вот-вот оставит концы.

— Задерживаетесь, — произнес Дмитрий после короткого приветствия.

— Вам повезло, что мы вообще нашли вас, иначе вам пришлось бы оставаться здесь до самого восхода солнца, — холодным голосом ответил Владимир, заправляя в сапоги выбившуюся штанину. — На самом деле я бы предложил выйти на более открытое пространство. Думаю, это будет также и в ваших интересах.

Герои единогласно поддержали это предложение и вчетвером направились прямо через рощу в неизвестном для меня направлении.

Ты знаешь, какая же это была любопытная картина! Не знаю, почему, но любо было мне наблюдать за ними. Давайте не будем забывать о том, что все персонажи были знакомы между собой, и это также имело большое значение.

Когда все вышли к подножию довольно крутого холма, из-за облаков вышла луна, осветив наших путников. Вон блестит почти в зените Шеат, ниже ее — Маркаб, выше и чуть левее — Альферац. А там и Мирах недалеко.

Владимир потушил фонарь и только тогда заметил, что Дмитрий передвигается без костылей. Он хотел было задать вопрос «приятелю» по этому поводу, но передумал, видимо, вспомнив, где именно находится. Спустя некоторое время он все-таки поинтересовался:

— Вижу, нога уже отошла от предыдущей травмы? Захотел вновь вспомнить эти незабываемые ощущения?

— Не волнуйся так за меня, — ответил ему Дмитрий, который чуть ли не ползком взбирался наверх: больная нога не сгибалась. — Пуля в одно и то же место дважды не прилетает.

— У тебя есть вторая нога, — любезно напомнил Владимир, но мигом посерьезнел:

— Вообще-то все ждут, пока ты придешь в себя и примешь мои извинения. Твои… хм-хм, «дружки», наверное, и не вспомнили о произошедшем.

— Уверяю тебя, далеко не все. Я бы даже сказал, никто, кроме тебя. — С этими словами Дмитрий ускорил шаг (насколько это было возможно в его случае), тем самым демонстрируя, что более не намерен вести диалог.

Упрямство «товарища» не могло не сказаться на настрое Владимира. И если до того он прямо-таки был уверен в том, что этот «бессмысленный» конфликт в конечном итоге решится мирным путем, то теперь его надежда вспыхнула пламенем злости и даже ненависти. И его настоящий друг погиб еще там, на той жалкой дуэли от случайного (а может, и нарочного) выстрела барина. А после, ослабев, Дмитрий, подобно губке впитывал все, что видел и слышал, тем самым меняя себя, свои принципы и предубеждения. И это «наказание», как говорил Дмитрий, в самом деле хуже смерти, как и для самого приятеля, так и для Владимира. Он также не представлял, как бы дальше развивалась его судьба, если бы Дмитрий погиб «материально».

Часто анализируя все произошедшее, Владимир думал, мог ли он как-либо предотвратить это губительное познание своего товарища. Конечно, будь они в другом месте, а не в К-городе, ничего бы не изменилось. Но разве можно было огородить Дмитрия от мира из-за каких-то своих странных взглядов на свет? А ведь когда-то Владимир действительно считал, что после выздоровления своего друга они возобновят странствование… от Дмитрия осталась лишь одна-единственная крошечная часть, которая как будто взаправду должна отбыть наказание, страдать и мучить притом других. Но за что же такая жестокая участь?

Отвлекся я, но не мог умолчать об этом. О жуткой гармонии, на которой держится весь мир, которая обыкновенным смертным никогда не будет ясна.

Четыре пистолета в чемодане свидетельствовали о серьезности поединка, потому как обыкновенно подобные меры проводились в самых исключительных случаях. Однако в последовательной дуэли Владимир, признаться честно, не видел смысла в таких действиях, ибо стреляют по очереди, по жребию, а потому вооружаться секунданты могли лишь для непонятного в таком случае предостережения.

Подготовка не заняла много времени. Григорий Васильевич лишь коротко сообщил что-то Михаилу (который уже находился в предобморочном состоянии), вручив тому пистолет. Суворов покрутил в руках оружие с таким видом, словно боялся, что оно может взорваться прямо у него в пальцах.

Дмитрий чувствовал легкое покалывание в груди. Хотя он и верил, что, если все делает правильно, стрелять первым выпадет ему, его не покидали опасения и неопределенное чувство вины перед кем-то. Он верил в свет, в судьбу и все в этом роде, но помимо слепой веры в нем присутствовал и страх, вперемешку с недоверием.