das Los

— И Вы согласились… — тихо прошептал Владимир и горько, мучительно и безнадежно заплакал, уткнувшись головою в грудь мертвому товарищу. Слезы текли и текли, казалось, им не будет конца. С ними словно вытекали душа и сердце, оставляя после себя холодную тяжелую пустоту. Темно-серые краски полуночного мира уж более никогда не покинут и не освободят глаза. Ничего теперь не имело значение, только окровавленное тело друга перед собою и собственные слезы, полные нечеловеческими страданиями.

Владимир больше не закрывал коленом рану, но смирение не приходило. Он так искренне верил, что все это — страшный-страшный сон, он вот-вот проснется и поведает с дрожью Дмитрию о своем видении. Он не услышал последующие слова Григория Васильевича, не заметил, как тот ушел, оставив его в полном одиночестве.

Владимир несколько раз поднимал глаза на небо и глядел на звезды, и видел в них лицо Дмитрия, которое весело улыбалось, что-то тихо и неразборчиво шептало, а иногда и подмигивало. И говорил с небом, и небо отвечало ему по-своему, выслушивало, жалело, а «Дмитрий» с удивлением глядел на него сверху вниз, не понимая причины таких мучений… слабый ветер пронесся мимо, как бы гладя безутешного; где-то вдали зашумели деревья, запели свою печальную песню. Им вторило звонкое карканье ворон…

В одно мгновение «Дмитрий» пропал, рассыпался на множество разноцветных звезд, постепенно снова обращаясь в Андромеду, Пегас, Ящерицу и Кассиопею. Владимир никак не мог вновь разглядеть в них лицо своего друга. Сделалось тихо, холодно и пусто.

О, Дмитрий, почему же твои предрассудки стали понятны мне только сейчас?..

***

…

Григорий Васильевич вспомнил о письме только под утро. Точнее говоря, почти всю оставшуюся ночь он добирался до своего имения. В такое время город освещался только в центре, а идти через площадь было бы очень долго. Никакую кибитку по дороге обратно он не поймал, да и, вероятнее всего, не пытался, находился в каком-то полусонном состоянии, совсем ничего не разбирал.

Его пока еще не терзали мысли о том, что именно произошло на дуэли. Если честно, Григорий Васильевич, как и Владимир, думал, что все это происходило во сне, быть может, именно потому его голова была чиста, а совесть еще не проснулась.

Старик шел по темным улицам в полном одиночестве, лишь раз довелось ему услыхать где-то неподалеку недовольный дамский голос. В такое время и в таких местах (он шел по непривлекательным городским окраинам) людей обыкновенно не бывало.

Сон не приходил. «Какой, — спросит читатель, — может быть сон?». И то верно. Тогда решил он отправляться за письмецом.

***

Часы показывали девять, когда Григорий Васильевич, забрав безо всяких трудностей конверт, направлялся к Владимиру. Между прочим, поборов любопытство, он не посмел прочесть письмо сразу, а прочел его непосредственно по дороге к получателю, за что невозможно не похвалить моего героя. И, сказать по правде, оно очень и очень изумило окончательно сбитого с толку старика. Хотя поэзию он никогда не разбирал, из некоторых отдельных строк сумел сложить общее представление (но мы с тобой не можем быть до конца уверены, что верное).

Небо к утру прояснилось. По дороге обратно было темно невообразимо, разве что, чуть светлее, чем на той поляне, на которой ночью побывали герои, а тучи, будто специально решившие усложнить путь, делали темноту еще непрогляднее, ругая старика за легкомыслие по отношению к просьбе Дмитрия, к его письму и ко времени. На самом деле, как уже говорилось вначале Владимиром, плохая погода действительно свидетельствует о чем-то плохом, грустном, но порой мне просто нравится писать в такой, возможно, гнетущей и тяжелой атмосфере. Однако сам я не люблю пасмурную погоду, особенно поздними вечерами.

Тишина царствовала в усадьбе Владимира. Не уж-то все спят?

Григорий Васильевич быстрым шагом пересек двор. У него появлялось не очень хорошее предчувствие. А может, Владимир и вовсе еще не появлялся? Остался на всю ночь там… а передавать столь важное, как заметил Дмитрий, письмо через посредников было бы, как минимум, неуважительно.

Григорий Васильевич громко постучал в дверь. Тихо. Где ж все? Постучал во второй раз, в третий, но напрасно. Что же делать?

Вдруг позади герой услышал приближающуюся ходьбу. Он обернулся: к нему с некоторым недоумением приближался довольно крупный мужик с косою на плече.

— Доброе утро, господин, — обратился он к Григорию Васильевичу низким голосом, — извиняйте за вольность, что Вы здесь ищете?

Григорий Васильевич с некоторой опаской покосился на мужика, отмечая широченные плечи и могучую шею, однако довольно смело ответил:

— Да где ж хозяин-то? Владимир? Есть у меня для него кое-что.

Мужик скинул косу наземь, и, отряхнувши ручища, ответил после небольшой паузы:

— Собрал батюшка чемоданчик, отзавтракал и с первым лучом солнца уехал.

— Как уехал? Как так? Куда ж? На сколько?! — Григорий Васильевич совсем растерялся, уронив свой излюбленный гречневик.