Василий Андреевич, помня указания Лазо, тут же написал Седякину: «Границу ни в коем случае не переходить. За неподчинение будем судить со всей строгостью революционных законов. Доведите это немедленно до сведения всех бойцов и командиров. Помните, что переход границы неизбежно вызовет выступление против нас регулярной японской армии. А в данных условиях это для нас равносильно самоубийству. В ближайшие два-три дня подберем и командируем к вам еще одну группу партийных товарищей. Ежедневно доносите о положении на участке отряда».
Второе донесение было от какого-то Ивана Анисимовича Махоркина: «С отрядом приискателей Новотроицкой волости в двести двенадцать штыков и семнадцать сабель четвертого числа сего месяца прибыл на фронт. Нахожусь в поселке Соктуй-Милозан. Жду указаний насчет дальнейшего маршрута вверенного мне отряда, а также прошу, по возможности, снабдить меня патронами и хотя бы одним пулеметом. Пулеметчики у нас имеются. К сему Махоркин, Иван Анисимович».
Василий Андреевич попытался представить себе на минуту этого Ивана Анисимовича и решил, что он непременно мужчина в годах, обстоятельный и серьезный: поступки свои обдумывает, слова — взвешивает. Уж если приискатели, народ горластый и придирчивый, выбрали его своим командиром, значит, он заслуживает этого вполне, хотя боевого опыта у него, конечно, нет. «Обязательно надо побывать у него», — сказал себе Василий Андреевич и взялся за новое донесение.
Командир Черемховского социалистического отряда Дудуев, известный на весь фронт сквернослов, которого Лазо в шутку обещал наградить золотым оружием, если он бросит свою дурную привычку, доносил: «Сегодня противник с утра шпарит по нашим позициям из артиллерии. Сидим в своих дырах, как страусы на яйцах. Воды со вчерашнего дня в глаза не видим. Водовоза вместе с верблюдом и бочкой подняло на воздуся шестидюймовым снарядом. Меня самого дважды засыпало землей, отчего я оглох на оба уха. Прошу с наступлением темного времени подкинуть нам грузовик с водой. Без воды нам будет труба. Но можете быть спокойны — умрем, а своих позиций не оставим».
Василий Андреевич знал, что значит в такую жару не выпить за целые сутки ни капли воды. Черемховцам негде укрыться от палящего яростно солнца. Они сидели в мелких окопах, с трудом отрытых на голом каменистом бугре. Вокруг них расстилались пышущие жаром пески да чахлые травы. Ближайший источник с питьевой водой находился от них за десять верст, ближайшее жилье — за тридцать. Достать на месте телегу и новую бочку они не могли при всем своем желании.
Василий Андреевич приказал разбудить Аверьяныча. Зевая и почесываясь, Аверьяныч предстал перед ним.
— Я вас слушаю, товарищ помощник командующего!
— Жаль мне было будить тебя, Аверьяныч, но надо — ничего не поделаешь. У Дудуева люди сутки сидят без воды. У них бочку разбило снарядом. Надо срочно найти бочку, а лучше две и до рассвета доставить им воду на грузовике.
— М-да, мудреная штука, — сказал Аверьяныч. — А у нас, как назло, ни одной порожней бочки. Очень плохо у нас с этой деревянной тарой. Ума не приложу, что можно сделать. Выписал я бочки из Читы, да ведь они еще когда будут…
Василий Андреевич перебил его:
— Я видел у тебя на складе красную рыбу в бочках.
— Да, но что прикажете делать с рыбой? Ее за один день не съешь! Потом, ведь вода в этих бочках так вонять будет и горчить, что ее в рот не возьмешь.
— А выпарить бочки можно?
— Оно, конечно, сделать все можно, да ведь на все время надо…
Василий Андреевич посмотрел на часы.
— Так вот что, через час бочки должны быть выпарены, промыты и поставлены на грузовик. Можешь взять себе в помощники всех, кого пожелаешь.
Аверьяныч пошел выполнять распоряжение. Прищурив вслед ему темные от раздражения глаза и сердито шевеля мохнатыми бровями, Василий Андреевич крикнул своего адъютанта Мишку Лоншакова. Это был курносый и веснушчатый паренек молодцеватого вида, щеголявший в красных суконных галифе и желтых трофейных ботинках с крагами.
— Я что-то не вижу, Михаил, ничего от Вихрова-Петелина.
— А он третий день о себе не доносит, — бойко отрапортовал Мишка, — словно в воду канул. Вчера без вас мы к нему связных послали, но они не вернулись, — прикрыв ладонью рот, он чихнул и добавил: — Все ищут, надо быть. — Он кончил, вытянул руки по швам и заскучал, потому что говорить ему было больше нечего.
— Плохо. Придется, видимо, мне самому отправиться искать его. Позорит нас перед Лазо. Держится как удельный князь. Придется растолковать ему и бойцам, что без дисциплины толку не будет. Как ты думаешь, сумеем ли мы убедить их в этом?
Мишка снова повеселел, зная, что он поедет вместе с Василием Андреевичем. Он не любил сидеть на месте.
— Подход к ним нужен, — обрадованный доверием к нему Василия Андреевича, сказал Мишка и еще больше подтянулся. — С подходом, ясное дело, убедим.
— Ну что же, попробуем с подходом, — устало улыбнулся Василий Андреевич, зная Мишкины слабости, и велел ему идти помогать Аверьянычу, а сам принялся печатать на машинке дневную оперативную сводку.