Даурия

Пишет тебе Юда Дюков. Роман я твой прочитал. Очень он мне понравился. Ты всю мою жизнь правильно описал. Только почему» ты меня, Костенька, убил? А потом еще, Костенька, я ведь в Улыбина не стрелял, ей–богу не стрелял. А в остальном ты всю правду о моей житухе написал».

Такое утверждение имеет под собой все основания: К. Седых не изменил главной правде — правде жизни, умело отбирая типическое, осмысляя события определившие судьбу данного человека. Это было бы невозможным без проникновения в суть характера того или иного литературного героя. Человеческие характеры, своеобразные и неповторимые, созданные К. Седых, делают живыми Чепалова, Никулу Лопатина, Федота Муратова, Юду Дюкова, Алексея Соколова и других. Как бы мало места ни уделял автор этим персонажам, читатель видит логику развития каждого образа, определяемую всем строем его мыслей и чувств в данных конкретных условиях. Основная, ведущая «линия» характера литературного героя определяет и основную ведущую «линию» его поведения, его позиции в борьбе классов. Это сочетание индивидуальных и общественно–социальных черт и создает облик жнвого века, делает повествование неотразимо убедительным.

В общей композиции романа эпизодические лица не только создают общий фон, на котором развивается действие. Через них К. Седых разрешает ведущие, основные проблемы произведения.

Особенное значение приобретают эпизодические персонажи, когда К. Седых повествует о революционных событиях, приведших в движение широчайшие народные массы.

Например, выписанного сравнительно крупным планом Тимофея Косых окружают другие казаки–фронтовики, в своем большинстве решительно выступившие против самодержавия за власть Со* ветов, что отражает историческую правду.

В известной мере сопутствуют Северьяку Улыбину Никула Лопатин и Юда Дюков, испытавшие также немало колебании при выборе жизненного пути.

Рядом с Чепаловым и Каргиным идут поселковые богатеи — Платон Волокитин, Иннокентий Кустов и другие.

Вряд ли К. Седых смог показать так убедительно всепобеждающую силу ленинских идей, воспринятых большинством народа, если бы не нарисовал десятки полнокровных образов тех, кто подобно Роману Улыбину, Семену Забережному, Кузьме Удалову, Ивану Махоркипу, Мишке Лоншакову и многим другим по первому зову партии встал под знамена Советской власти.

Беспримерный подвиг матроса Ускова, взорвавшего вражеские эшелоны, мужество Ивана Махоркина, встречающего смерть во имя победы, массовый героизм и самопожертвование других партизан и красногвардейцев, описанные в «Даурии». воплощают тему безграничной силы народа, знающего, что он борется за свою свободу и независимость.

Яркие страницы посвятил К- Седых тем, кто готовил пожар революции, неся слово партии в массы, исподволь подтачивая убеждения казаков, их веру в закономерность самодержавного строя — вспомним подпольщика Паюрпого. Вместе с тем. однако. К- Седых совершенно справедливо считает, что руководящая роль партии должна быть воплощена не только в образах руководителей — коммунистов, какими, например, являются Василий Улыбин или Нагорный, но и в характерах многих люден, коммунистов и беспартийных, для которых идеи партии стали их личными убеждениями. Жизненные пути Романа Улыбина и Федота Муратова, Юды Дюкова и Ускова, Махоркнна и Лоишакова, десятков других главных и эпизодических персонажей «Даурии» свидетельствуют, как самые различные представители широчайших народных масс приходят к мысли, что только указанный партией путь может привести страну к расцвету. И они твердо идут по этому пути, их ничто не может остановить.

Вводя в повествование множество эпизодических персонажей, писатель достигает и другой цели: он разоблачает врагов революции, подчеркивает их душевную опустошенность, которая неизбежно приводит к разложению белой армии.

Андрон Ладушкин, чья сотня была назначена сопровождать японских фуражиров, после нападения партизан на японцев командует своим подчиненным:

«— Куда вы их (японцев — Ю. М.) на свою голову спасаете! Они расскажут, как мы прикрывали их, и не миновать нам расстрела. Рубите их! Семь бед — один ответ!»

Эта картина красноречиво свидетельствует о том, как отсутствие высокой цели приводит семеновский сброд к междоусобицам, взаимному недоверию и ненависти, иначе говоря, к полному разложению.

Наиболее дальновидные семеновцы все больше проникаются убежденностью в бесперспективности затеянной им авантюры.

Семеновский сотник Кибирев говорит Каргину:

«— Раньше я вот этими штучками гордился, — он похлопал себя ето погону. — Недешево они мне дались, а теперь они жгут мои плечи. Порют и расстреливают у нас в Заводе за всякий пустяк. Каждую шочь кого–нибудь да выводят в расход. Здесь теперь собаки питаются человечиной».

Вряд ли требуется что–либо добавить к этим словам: в них отчетливо выражено неверие в Семенова, возмущение его кровавой властью, сознание безнадежности дальнейших попыток удержаться в Сибири.