Давай любить друг друга

Вдруг я перестаю слышать стук ее каблуков. Я понимаю, что она остановилась, и оборачиваюсь. И, черт возьми, Виолетта стоит посреди дороги, дрожа в этом своем чертовски коротком школьном платье: ее плащ перекинут через руку. И самое страшное – это ее большие, вперившиеся в меня ореховые глаза. Вздыхаю, осознавая, как ее ранили мои слова. Я не хотел, но все равно теперь выгляжу плохим парнем!

– А я-то думала, что в твоих глазах никогда не выглядела, как ты говоришь, ненормальной.

Она разворачивается и быстро уходит. Я тут же бросаюсь за ней. Я могу злиться, но не хочу причинять ей боль.

– Виолетта, прости, – выдыхаю я, хватая ее за запястье, – я не это имел в виду. Но пойми меня…

Она скрещивает руки на груди и смотрит на меня сквозь длинные ресницы.

– Я не прошу тебя заделать мне ребенка, Казанова. Просто протяни мне руку помощи.

Я закрываю глаза. Господи, дай мне сил не повысить голос. Нет, дай мне сил отказать в ее просьбе! Вот что мне дико нужно, и прямо сейчас.

– Если я правильно понял, – медленно говорю я, – ты угостила меня ужином в дорогом ресторане, чтобы я с тобой переспал?

– Вуаля! – радостно восклицает Виолетта.

Я открываю глаза и смотрю, как она спокойно улыбается.

– Я, по-твоему, кто – жиголо?

У нее вырывается смешок, который она, увидев мое серьезное выражение лица, тут же пытается спрятать. Я разрываюсь: часть меня не хочет быть использованным, не хочет быть просто «рукой помощи» и предоставить этому подонку Клеману все преимущества. А другая часть, в свою очередь, с ума сходит от мысли серьезно за это взяться. А если мне понравится с ней спать?

– Вовсе нет, – отвечает она наконец, – не хочу, чтобы ты думал, что я тебя использую. Я просто… боюсь. Боюсь, что все пойдет не по плану, боюсь, что я перенервничаю и опозорюсь, просто потому, что не знаю, как это работает.

Мне хочется спросить, как что работает, но она не дает мне вставить и слова.

– И я подумала, что если я сделаю это с кем-то, кому я полностью доверяю, то мне будет гораздо легче.

Я молчу. Это полный бред. Начнем с того, что сама идея совершенно идиотская. С ее стороны было бы правильно попытаться меня задобрить, вот только уговорить меня все равно не получится. Я никогда такое не сделаю.

Мое тело жаждет этого, но я стою на своем. Я не подонок.

– Я отказываюсь, Виолетта, – объявляю я спокойно. – А теперь пошли домой.

Я специально не касаюсь ее – я и без того уже раздражен – и иду к машине. Мне впервые не стыдно за то, что я ее расстроил, потому что я знаю, что это ради ее же блага и что она потом еще спасибо мне скажет за то, что я не согласился на это безумство. Конечно, я не хочу думать о том, как Клеман лишит ее девственности, но если бы я оказался парнем, который воспользовался бы этой тупой сделкой ради того, чтобы затащить ее в постель, я не смог бы больше смотреть на себя в зеркало.

Подъехав к дому, мы молча выходим из машины. Виолетта первой заходит в лифт. Она по-прежнему не смотрит на меня и кажется равнодушной. Я сглатываю слюну, скользя взглядом по ее платью. Незаметно трясу головой, отчасти наслаждаясь видом. Уверен, она надела его специально, чтобы меня соблазнить.

– Лоан, – раздается ее голос, когда мы подходим к двери.

Я оборачиваюсь. Она смотрит мне прямо в глаза:

– Подумай об этом еще раз.

* * *

На следующий день я вплываю в кухню в состоянии транса. Я плохо спал: в голове постоянно вертелось бессердечное предложение Виолетты. Я прожигаю свою лучшую подругу взглядом и наливаю себе большой стакан молока. Она, кажется, увлечена телевизором. Я знаю, что она меня услышала, но она не отрывает взгляда от экрана, держа на коленях миску с хлопьями.

Я делаю себе завтрак и, сев за кухонную стойку, съедаю его. Мои мысли путаются. Вскоре появляется Зои. Она так медленно переставляет ноги, что походит на зомби. Эта девушка никогда не была ранней пташкой – по крайней мере, все то время, что мы с ней знакомы. По правде сказать, она не ранняя, не поздняя и не дневная пташка – Зои нудит двадцать четыре часа в сутки. Но я уже привык. Внезапно она останавливается посреди гостиной и прожигает меня взглядом:

– То есть теперь каждый гребаный день недели я буду просыпаться и смотреть на твою рожу?

Я высокомерно ей улыбаюсь, понимая, о чем она говорит:

– Ага.

– Супер, – бормочет она и насыпает себе хлопьев.

Воскресенье проходит хорошо. Весь день мы, уставшие, сидим дома. Кажется, будто Виолетта ничего и не просила. Вот только это впечатление было ошибочным, и совсем скоро я ощутил это на своей шкуре.

Три дня она на меня дулась. Она не говорила, что злится, нет, она действовала хитрее – просто почти ничего не делала в моем присутствии. А еще она не смотрит на меня, не касается, не разговаривает со мной – и это пытка.