Давай любить друг друга

Так я потеряла свою девственность. Со своим лучшим другом, в полной темноте и тишине, нарушаемой лишь нашими вздохами… И все это – под сотней наших с ним фотографий.

* * *

– Это всегда так хорошо? – спрашиваю я небрежно.

Мы оба лежим на спине, созерцая потолок. Почти сразу после наших объятий Лоан заснул как младенец. Я быстро последовала его примеру, пока меня не разбудили поглаживания по позвоночнику. Я думала, что будет неловко, но оказалось, совсем нет. Моя голова лежит на его плече, его рука ласкает меня, и я прижимаюсь щекой к его груди. Все просто идеально. Хотя я и не стесняюсь своей наготы, Лоан прикрыл наши ноги одеялом, и я нахожу это очаровательным.

Я могу думать лишь об одном: это была лучшая ночь в моей жизни. И ненавижу себя за такие мысли.

Лоан задумывается, не переставая вырисовывать какие-то замысловатые круги на моей руке, и затем отвечает нейтральным голосом:

– Зависит от ситуации. От момента, от человека… Всегда по-разному.

Получив этот опыт чистейшего наслаждения, я не понимаю, почему не приобрела его раньше. И вопреки своим ожиданиям я не была неловкой. Если честно, я вообще ни о чем не думала. Все происходило в очень естественной для меня манере.

Вдруг мне в голову приходит вопрос:

– Ты уже занимался любовью с девственницей?

– Нет.

Значит, Люси ею не была. Я хмурюсь, радуясь, что ему не видно моего удивленного выражения лица.

– И как оно?

Мне хочется, чтобы он сказал: грандиозно, божественно, словно взрыв. Я позволяю себе молча пробежаться кончиками пальцев по его татуировке, чувствуя, как он колеблется.

– Иначе.

Иначе. Что ж… Приму и это. Проходит несколько секунд, и я чувствую, как он двигается подо мной. Он вытаскивает из-под моей головы руку и приподнимается на локте, заглядывая мне в лицо. От этого движения одеяло соскальзывает вниз по его бедрам. Я до сих пор поражена, как хорошо он сложен. Конечно, я так и думала, учитывая, что он постоянно занимается спортом. Но иметь возможность коснуться его без одежды – совсем другое дело.

Его лицо напротив моего, его глаза заглядывают в мои, он нежно гладит меня по волосам. Я могла бы привыкнуть к этому нежному, простому прикосновению… но реальность так быстро сдавливает мне сердце, что мне становится страшно.

– Я знаю, что уже говорил тебе, – шепчет он, словно боясь быть услышанным, – но ты очень красивая, Виолетта.

Мне хочется прикрыть веки и насладиться эффектом этих слов, запечатлеть их и никогда не забывать: ни их, ни его взгляда в момент, когда он их произносит. Но я по-прежнему смотрю в его прекрасные глаза.

– Знаешь, что мне нравится больше всего? – спрашивает он, накручивая на указательный палец прядь моих волос.

Нет, я не знаю, меня вообще удивляет, что он считает меня красивой.

– Твои веснушки. Мне одинаково до безумия нравятся твои глаза, пухлые губы и залитые солнцем волосы, но я всегда возвращаюсь к твоим веснушкам, – объясняет он, будто все еще пытается понять, почему это так.

Если честно, я тоже задаю себе этот вопрос. Я долгое время ненавидела свои веснушки, в основном из-за того, что они неровно расположились. Мне казалось, что мое лицо поделено на две части. Даже сегодня я, бывает, морщусь, когда смотрюсь в зеркало. Как будто я – это два разных человека.

И от понимания, что ему нравится то, что я меньше всего в себе люблю, мне становится лучше. Это, конечно, не считая того, как безжалостно я вернулась в реальность. За полсекунды Лоан, даже не осознавая этого, все разрушил.

– Я видел твоего отца, и ты на него не похожа. И мне интересно, они достались тебе от матери?

Вдруг комната начинает плыть. К горлу подступает тошнота, лишая меня всех красок. Моя мать… Все мое тело содрогается от отвращения и чувства вины при мысли о ней. Лоан не мог выбрать время для этой темы хуже.

События вереницей пролетают в моем сознании, напоминая, что я только что сделала. Нечто ужасное, то, за что Клеман никогда меня не простит. Ему не обязательно об этом знать, но я-то знаю. И я сама себе противна, потому что я похожа на свою мать. И в этот самый момент я стала тем, что я ненавидела, и тем, чем обещала себе не стать.

– Нет, – выдавливаю я.

Должно быть, он понимает, что я не хочу об этом говорить, поскольку отступает и ложится на спину рядом со мной. Близится то, чего я так боялась. На меня наползают стены, учащается сердцебиение, возрастает тревога. Мои глаза прикованы к закрытой двери, я дрожу как осиновый лист, и так сильно, что Лоан замечает это и начинает волноваться. Это очередная паническая атака.

Я неверная. Я изменила своему парню. Я чудовище.

Зажмуриваю глаза, пытаясь прийти в себя, но становится еще хуже. Я снова вижу, как поздно ночью мать открывает дверь в мою комнату, когда я еще не сплю, подмигивает мне и велит молчать. Я тихо лежу в постели, слушая, как она уходит из дома и возвращается через несколько часов. «Это наш маленький секрет», – говорит она. Секрет, который я хранила долгое время, слишком долго, секрет, который ранил не только меня, но и моего отца.