Кровь бежит по моим венам все быстрее – как и всегда, когда тепло ее тела смешивается с моим. Я кладу руку ей на шею.
– Ладно, признаю, это забавно, – соглашается Зои, догадавшись о том, что написано на ее стикере. – Твоя очередь, красавчик, – говорит она мне, и на ее губах расползается хищная улыбка.
Я реальный человек, мужчина, блондин, которого я ненавижу. Учитывая все это, сомнений быть не может. Выражение лица Зои выдает то, о чем я и так думал: уверен, она одарила меня именем Клемана. Но я не собираюсь попадаться в ее ловушку. Если я назову его имя, то публично признаюсь, что он мне не нравится, и я знаю, что подобного рода признание не пойдет мне на пользу. Ни за что.
– Сдаюсь.
Я отклеиваю со лба стикер, и Зои закатывает глаза:
– Плохой игрок.
Я смотрю на имя на бумажке: «Клеман». Так предсказуемо.
– Прости, не понял шутки.
Наступает тяжелое молчание. Лед топит, поднимаясь, Виолетта:
– Все вы тут лузеры. Сегодня победила я.
Допиваю то, что осталось в бокале, и наблюдаю, как она встает и убирает со стола. Я замечаю злобный взгляд, который она бросает в сторону пожимающей плечами Зои. Теперь точно: Виолетта рассказала ей о случившемся. В глубине души я вздыхаю: только этого мне не хватало. Джейсон присоединяется к моей лучшей подруге на кухне, обсуждая различные ИППП, и я пользуюсь случаем, наклоняюсь ближе к Зои. Сохраняя хладнокровие, я решительно говорю:
– Я знаю, что ты знаешь, и мне плевать. Но ты начинаешь действовать мне на нервы своими намеками. Виолетта и без тебя чувствует себя виноватой.
Зои недовольно кивает головой. Выпив кофе, Джейсон объявляет о своем уходе. Он целует всех на прощание и отчаливает. Почти сразу же убегает и Зои. Полагаю, она хочет оставить нас наедине.
– Спокойной ночи, – отвечает Виолетта, не поднимая глаз от посуды, которую вытирает.
В квартире тихо и спокойно, слышен лишь скрип полотенца о стекло. Прислонившись к кухонной стойке, я скрещиваю руки, не отрывая от нее взгляда.
– Могу ли я услышать шутку? Чтобы вечер закончился на хорошей ноте.
Я беру в руки второе полотенце и помогаю ей. Я наблюдаю за ее реакцией, и мне удается поймать ее полуулыбку.
– Нет. Никаких больше шуток.
– Ну же!
Она вздыхает.
– Ты действуешь мне на нервы, Лоан Милле. Советую сейчас же остановиться, иначе…
– Иначе?
Она поворачивается ко мне лицом, ее щеки и губы краснеют. Мне стоит огромных усилий не смотреть на них. Их хочется поцеловать.
– Иначе я скажу… слово.
Я сдерживаю смех. Слово. Она знает, что я его ненавижу. Не знаю, единственный ли я душевнобольной, кто ненавидит какое-то конкретное слово, но Виолетта часто пользуется этой угрозой, чтобы заставить меня молчать.
– Не говори это слово, – тихо умоляю я.
Ее пухлые губы растягиваются в демонической улыбке.
– Какое слово?
– Ты знаешь, какое слово.
– Слово, которое, ты знаешь, я знаю?
– Именно.
– Это слово?
– Да.
– Тогда я не скажу это слово.
– Спасибо, – говорю я, весело улыбаясь.
Она отворачивается, не без победного выражения лица, но вдруг передумывает:
– Погоди! Ты ведь говоришь о слове «слипы»?
Я рычу, запрокидывая голову и пытаясь забыть то, что она только что сказала. Это слово выводит меня из себя.
– Виолетта, – угрожающе ругаюсь я.
– Давай-ка еще разок.
Я бросаюсь к ней, прежде чем она успевает закончить предложение. Она вскрикивает и бросается наутек, лавируя между мебелью в гостиной.
– Иди сюда!
Она хохочет еще заливистее, и как бы я ни пытался противиться, мое сердце реагирует на этот смех. Он рикошетит от стен и отдается глубоко в моей груди.
– Слипы, слипы, слипы, слипы, слипы! – кричит она на всю квартиру, как ребенок.
Она выбегает в коридор и открывает дверь в мою комнату, когда я, наконец, ее догоняю. Моя рука обхватывает ее за талию и поднимает в воздух – достаточно сильно, чтобы закружить ее вокруг себя.
– СЛИПЫ!
Мы вместе падаем на кровать, и она все еще смеется. Но вдруг будто осознает, в каком мы оказываемся положении, поскольку ее смех стихает, а улыбка тает, как снег на солнце. Я нависаю над ней, наши пальцы сплетены над ее головой, мое колено между ее ног. Я безотрывно смотрю на ее губы в нескольких сантиметрах от моих. Ее грудь поднимается и опускается, искушая меня при каждом вдохе.
Смотря прямо в ее глаза, я выдыхаю ей в губы:
– Предпочитаю слово «трусики».
На несколько секунд мы замираем, а затем я встаю, отпуская ее руки. Виолетта не двигается: наверняка пытается прийти в себя. Ее струящаяся юбка слегка задралась к животу, обнажая белые трусики под колготками. Я подхожу и сажусь рядом, аккуратно поправляя юбку.
– Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм?
Она тоже садится, по-прежнему краснощекая – под цвет блузки, и заправляет прядь светлых волос за ухо.
– Почему бы и нет…
Я позволяю ей устроиться у изголовья кровати и заползти под одеяло, а сам ищу DVD и вставляю его в дисковод. Я выбираю «Король говорит!», потому что знаю, что она безумно любит Колина Ферта (также известного как Дарси – для несведущих).