Я легонько ее прикусываю, и она снова сжимается. Я продолжаю касаться ее языком, пока она не начинает дрожать. Я поднимаю голову как раз вовремя и успеваю увидеть, как закатываются ее глаза. Кончая, она произносит одно слово – мое имя. И это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел. Я опускаю ее ноги и притягиваю к себе за талию. Ее грудь прижимается к моей.
– Это было… – шепчет она, по-прежнему не открывая глаз.
– Я знаю.
Я целую ее со всей нежностью, на которую способен, позволяя ощутить ее собственный вкус, оставшийся на моем языке. Поцелуй становится жарче, когда она решает схватить руками мои ягодицы.
Я нехотя отпускаю ее и расстегиваю ремень. Виолетта наблюдает за мной расширенными зрачками. Кажется, ее это заводит. Едва я успеваю расстегнуть джинсы, как чувствую, что ее руки спускают их вниз. Я снимаю их, не отрывая от нее взгляда, чувствуя, что вот-вот взорвусь, и позволяю ей снять с меня трусы. Больше нас ничего не разделяет.
Я прижимаю ее к себе, и она обхватывает меня ногами за талию, холодными ступнями щекоча мои голые ягодицы. Долгие секунды мы целуемся, наслаждаясь этим моментом, этим роковым моментом, когда оба обнажены и хотим одного и того же. Это тот момент, дамы и господа…
«Мы сделаем это лишь раз».
– Ты даже не представляешь, что делаешь со мной, да? – шепчу я ей на ухо.
Вот она – Виолетта, на ней – лишь веснушки, и я с легкостью поднимаю ее на руки и иду к кухонной стене. Она высится надо мной, прекраснее солнца и всех звезд Млечного Пути вместе взятых. Ее золотистые локоны нежно задевают соски. Я безумно хочу взять ее вот так, наблюдая, как она занимается со мной любовью, чувственно и уверенно.
– Иди сюда.
Я устраиваю ее поудобнее, сверху, и глажу по щеке.
– Помни, что я обожаю тебя, Виолетта-аромат-фиалок-лета.
– Всегда.
Она наклоняется и целомудренно касается моих губ своими, и, клянусь богом, это лучший в мире поцелуй. Я пользуюсь моментом и, одной рукой взяв свой член, а другой придерживая ее за бедро, медленно вонзаюсь в нее. Ее рот приоткрывается, когда она чувствует, как я в нее вхожу. Я сдерживаю вздох истинного блаженства. Не думаю, что женщины понимают, каково это – быть внутри их. Я и сам не смог бы объяснить. Просто чувства, лучше этого, на свете нет.
– Ух ты… – выдыхает она. – Это… Черт!
Я поддерживаю ее за спину, пока она, краснея, замирает на мне.
– Лоан, я… я не знаю, что мне делать.
Это признание – поистине самая очаровательная вещь в мире. Я улыбаюсь ей и касаюсь ее бедер, успокаивая.
– Делай, как чувствуешь, я помогу.
Виолетта кивает и медленно опускается на меня, не отводя взгляда. Я в экстазе зажмуриваюсь, оказываясь внутри ее. Там, внутри, мне хорошо. Я на своем месте. Как в коконе – защищенный и укутанный.
Вдруг происходит что-то невероятное: она проявляет инициативу. Виолетта упирается руками мне в грудь и, поднимаясь и опускаясь, начинает завораживающий танец вокруг моего естества. Я дышу все чаще, чувствуя, как она скользит по моему достоинству. Я решаю пойти ей навстречу и присоединяюсь к движениям туда-сюда, чувствуя, как в моей груди нарастает удовольствие. Мы вместе стонем, в идеальном единстве. Наши тела и наши души становятся одним целым, и я чувствую, что скоро кончу. Я ускоряюсь, пытаясь дождаться ее, и совершенно выпадаю из реальности.
Я не знаю, что со мной происходит. Виолетта точно такая же, как и тогда в лифте, но я будто впервые ее вижу: надо мной, перехватившая инициативу, с закрытыми глазами. Я зачарованно смотрю на нее. Эти опущенные веки и округлившийся рот творят настоящую магию.
Я бесповоротно влюбляюсь в эту женщину.
– Черт, – выдыхаю я, не в силах сдержаться.
– Пожалуйста, Виолетта, посмотри на меня. Посмотри на меня!
Моя лучшая подруга тут же подчиняется, и в эту же секунду мы одновременно испытываем ярчайший оргазм, прижимаясь друг другу, как никогда раньше. Я облегченно вздыхаю, наслаждаясь этим моментом истинного блаженства, а Виолетта прижимается лбом к моей шее.
Это было… Она мне… Я никогда не испытывал такого прежде. Это настоящее единение тел и душ. Я даже убеждаю себя, что соглашусь со всем, что она захочет мне дать, даже если решит остаться с Клеманом, потому что положить этому конец было бы кощунством.
Несколько секунд мы не двигаемся, потные и тяжело дышащие. Я потихоньку успокаиваюсь, а вот дыхание Виолетты как-то странно ускоряется. Я глажу ее по шее и целую за ухом, давая время прийти в себя. Только вот чем больше проходит секунд, тем лихорадочнее бьется ее сердце о мою грудь.
– Виолетта?..
Она не реагирует. Волнуясь, я силой отодвигаю ее. И когда она отрывается от моей шеи, я замечаю, что она захлебывается в беззвучных рыданиях. На мгновение я теряюсь, думая, что она плачет. Но слез я не вижу.