Люцифер прищуривается, зная, что она лжет. Он поднимает Рори выше и берет замеченное фото.
− Люцифер…
На нем Элла запечатлена вместе с Хлоей на вечеринке в честь первого дня рождения Рори. Они обнимают друг друга; Элла держит Рори на руках, а Хлоя широко улыбается, глядя на дочь.
− Она любила этот снимок, − с нежностью замечает Люцифер, но когда вновь смотрит на Эллу, то видит, что она не улыбается; в ее глазах стоят слезы, подбородок дрожит, и она старательно отводит взгляд.
Она пытается быть сильной, понимает он. Ради него. И внезапно он осознает кое-что еще.
− Знаю, что вел себя так, словно владею какой-то монополией на горе, − бормочет он, касаясь ее плеча. – И знаю, что ты думаешь, будто не можешь дать волю своим чувствам при мне, потому что беспокоишься за меня, и не можешь горевать, потому что думаешь, что должна помогать мне с Рори. Но ты можешь. Она была твоей лучшей подругой. Ты тоже ее потеряла.
Элла явно облегченно вздыхает… а потом разражается слезами. Он привлекает ее к себе, потому что она тоже не одна.
− А тебе тяжело пришлось? – в свою очередь спрашивает он у Хлои, потому что вот она-то была одна.
− Твои родители… − она на миг задумывается, вероятно пытаясь объяснить необъяснимое, − … ну, с ними было не скучно.
Он фыркает от смеха и снова сжимает ее ладонь, не желая отпускать ее ни на миг.
− Они идиоты, − говорит он полушутя, полусерьезно, закатывая при этом глаза.
Но Хлоя хранит совершенно серьезный вид, медленно качая головой.
− Я здесь благодаря твоему отцу.
Люцифер не сразу находится с ответом, недоумевающе хмурясь.
− Вот как?
− Когда я только очутилась во вселенной твоей мамы, он все мне объяснил. До того, как он перестал быть Богом… до того, как оставил вас… он сделал одну вещь напоследок.
Люцифер задумывается о ее появлении во вселенной матери – о том, как она, должно быть, очнулась испуганной, сбитой с толку и одинокой… и последнее, что она помнила, было прикосновение грязных лап Майкла. Он задумывается о том, как часто ему снилось, что она пытается вернуться к нему, и как часто он мучил себя тем, что не мог до нее добраться.
Хлоя снова сжимает его ладонь; сейчас все это уже в прошлом − она здесь, с ним, и она жива.
− Он видел, что вы все были исполнены гнева по отношению друг к другу, − тем временем продолжает Хлоя. – Его расстраивало такое положение вещей. Он предполагал, что может случиться что-то плохое. Он просто… знал. Поэтому произвел какие-то манипуляции с клинком и изменил принцип его работы. Он сделал так, чтобы его повторное применение не привело к полному уничтожению очередного из его детей. Вместо этого он отправил бы его или ее к ним – вашим родителям.
Люцифер растерянно моргает, пытаясь уложить в голове услышанное.
− Вряд ли он рассчитывал, что клинком поразят меня, − безрадостно смеется она, − но он сказал, что я его любимая невестка, так что…
− Ты его единственная невестка, − вставляет Люцифер и мысленно дает себе пинка, потому что сейчас, когда весь его мир перевернулся с ног на голову, это отнюдь не самое главное.
− Не лишай меня этого, − смеется в ответ Хлоя, слегка пихая его локтем в бок.
Он нежно улыбается, а потом подносит ее руку к губам и оставляет поцелуй на костяшках пальцев. Заметив при этом, что на безымянном пальце у нее нет кольца, он поднимает на нее глаза, и, как всегда, она без труда читает его мысли.
Прошло столько лет, но ничего не изменилось – они словно вернулись туда, где их место.
Словно вернулись домой.
Она перемещается, чтобы дотянуться до заднего кармана. Достав кольцо, переданное ей другой Хлоей – ее кольцо – она протягивает его ему.
− Не окажешь мне честь? – улыбается она, и его до краев переполняет любовь к ней. Забрав у нее кольцо, он помещает его на кончик ее пальца.
Они на миг замирают.
− Помнишь? – спрашивает она.
− О боже, Люцифер, да говори уже! Я сейчас в запеченное яблоко превращусь.
Люцифер сглатывает, чувствуя прилив крови к коже, не имеющий ничего общего с наполненном пузырями джакузи. Он напряжен, взвинчен и готов поклясться, что сердце бьется где-то в горле. И тут на него снисходит тошнотворное озарение.
Он… нервничает?
Это совершенно нелепо. Полнейшее безумие. Нервозность – это исключительно человеческая эмоция, которой могущественные божественные существа не подвержены. Он никогда прежде не нервничал.
Но… он никогда прежде не пытался сделать кому-нибудь предложение.
Не стоит делать это здесь. Не стоит делать это в дурацком джакузи. Надо было сделать это в ресторане ранее или же наполнить пентхаус розами и сделать это в спальне после пяти доставленных ей оргазмов. Или, может, на пляже, где они впервые поцеловались. Или в участке, где все началось. Или…
Его беспорядочно скачущие мысли оказываются прерванными прикосновениями ее рук к его лицу.
− Малыш, − зовет она, возвращая его к реальности, − что бы ты ни собирался сказать… просто скажи это.