Давайте все убьем Констанцию

– Ужас, – стонала она. – Кошмар.

Я открыл дверь и заглянул внутрь.

– О боже, ну и ну.

Последним опустошение обозрел Крамли.

В доме не осталось ничего. Исчезли все до одной картины, магические шары, карты таро, лампы, книги, пластинки, мебель. Неведомый фургон от неведомого перевозчика вывез все, что тут было.

Я прошел в небольшую кухоньку, открыл ящики. Пусто, как после пылесоса. Кладовая для продуктов: ни пряностей, ни фруктовых консервов. В буфете хоть шаром покати; несчастной девушке нечем даже поужинать.

В шкафу в спальне полно плечиков, но гигантских, с палатку, платьев, чулок, обуви словно и не бывало.

Мы с Крамли вышли посмотреть на юную цыганку.

– Я все видела! – крикнула она, указывая то туда, то сюда. – Это они все украли! Бедные все. Тоже мне оправдание! Бедные! Когда уехала полиция, набежали с той стороны улицы, сбили меня с ног, старухи, мужчины, дети, вопили, хохотали, бегом туда-обратно, волокут стулья, портьеры, картины, книги. Хвать одно, хвать другое! Фиеста! Час – и ободрали все до нитки. Они туда побежали, в тот дом! Боже мой, а хохоту. Смотрите, мои руки, кровь! Вам нужно барахло Калифии? Стучитесь в двери! Вы уйти хотите?

Мы с Крамли сели рядом с девушкой. Крамли взял ее левую руку, я – правую.

– Сукины дети, – всхлипнула она. – Сукины дети.

– Дело кончено, – сказал Крамли. – Вам можно идти домой. Охранять больше нечего. Внутри пусто.

– Там она. Тело унесли, но она все еще там. Подожду, пока она меня отпустит.

Мы оба поверх ее плеча бросили взгляд на дверь-ширму и некую невидимую, но объемистую тень.

– Откуда вы узнаете, что она позволяет уйти?

Цыганка вытерла глаза.

– Узнаю.

– А ты куда собрался? – спросил Крамли.

Я направился на ту сторону улицы и постучал в дверь дома напротив.

Тишина. Я постучал снова.

Взглянул в боковое оконце. Посреди комнаты, куда мебель обычно не ставят, просматривались очертания мебели, слишком много ламп, свернутые ковры.

Я лягнул дверь, выругался, вышел на середину улицы и собирался покричать у каждой двери, но тут цыганка тихонько тронула меня за рукав.

– Теперь я могу идти, – сказала она.

– Калифия?

– Позволила.

– Куда? – Крамли кивнул в сторону своего автомобиля.

Девушке трудно было оторвать взгляд от дома Калифии, для нее это был центр всей Калифорнии.

– У меня есть друзья, они живут на Ред-Рустер-Плаза. Не могли бы вы…

– Могу, – отозвался Крамли.

Цыганка оглянулась на таявший в воздухе царский дворец.

– Завтра я вернусь, – крикнула она.

– Она знает, что вернетесь, – кивнул я.

Мы миновали Каллахана и Ортегу. Но в этот раз Крамли их проигнорировал.

Мы молча продолжали путь к площади, названной в честь петуха определенной окраски.

Высадили цыганку.

– Боже, – сказал я на обратном пути, – похожее было много лет назад, когда умер один знакомый и иммигранты из Куэрнаваки хлынули туда и разграбили коллекцию старых патефонов тысяча девятисотого года, пластинки Карузо, мексиканские маски. Оставили его дом пустым, как египетская гробница.

– Вот каково быть бедным, – отозвался Крамли.

– Я вырос в бедности. Но никогда не крал.

– Может, у тебя не было удобного случая.

Мы в последний раз миновали дом Царицы Калифии.

– Она там, все верно. Цыганка была права.

– Она была права. Но ты все равно псих.

– Все это… – начал я. – Это слишком. Слишком. Констанция вручает мне две телефонные книги с не теми номерами и пускается в бега. Мы чуть не тонем в милях и милях старых газет. А теперь мертвая царица. Поневоле задашь вопрос: а все ли в порядке с отцом Раттиганом?

Крамли резко свернул к обочине, где стояла телефонная будка.

– Держи десятицентовик!

В будке я набрал номер собора.

– Мистер… – Я покраснел. – Отец Раттиган… у него все нормально?

– Нормально? Он принимает исповедь!

– Хорошо, – сдуру ляпнул я, – если все ладно с тем, кто исповедается в грехах.

– Все ладно никогда и ни с кем не бывает!

В трубке щелкнуло. Я потащился обратно к автомобилю. Крамли ел меня глазами.

– Ну как?

– Он жив. Куда мы теперь?

– Кто знает. Отсюда наша поездка становится отходом. Как отход в католический приют. Знаешь, какая там обстановка? Долгие молчаливые уик-энды. Рты захлопнуты раз и навсегда. Идет?

Мы порулили к зданию муниципального совета Вениса. Крамли вышел, хлопнув дверцей.

Полчаса его не было. Вернувшись, он просунул голову в окошко у водительского места и проговорил:

– Ну вот, послушай, я взял сейчас неделю отпуска по болезни. Господи Иисусе, а что же это, как не болезнь. У нас есть неделя, чтобы разыскать Констанцию, защитить служителя Святой Вибианы, воскресить из мертвых Лазаря и предупредить твою жену, пусть держит меня, чтобы я тебя не задушил. Кивни, если согласен.

Я кивнул.

– В ближайшие двадцать четыре часа открываешь рот только с моего позволения! Ну, где эти окаянные телефонные книги?

Я протянул ему Книги мертвых.

Крамли, сидя за рулем, хмуро на них воззрился.

– Прежде чем заткнуться, можешь сказать последнее слово.

– Ты по-прежнему мой кореш! – выпалил я.

– Увы, – признал он и нажал на газ.

Глава 18