Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

Следующие выступления прошли: 3 марта в Пензе, где в то время учился Владимир Бурлюк, 8 марта — в Самаре, 17 марта — в Ростове-на-Дону, 19 марта — в Саратове. Оттуда отправились в Тифлис. «Саратовский листок» писал, что Давид Бурлюк в своём выступлении сравнил футуристов с солдатами, завоёвывающими новые недоступные области, куда потом уже, по удобному рельсовому пути, спокойно устремятся массы.

В Тифлис поэты приехали 24 марта и в тот же день совершили прогулку по Головинскому проспекту: Маяковский в жёлтой кофте, Каменский «в каком-то странном уборе на голове», Бурлюк с раскрашенным лицом. На вечере, состоявшемся в Казённом театре 27 марта, футуристы сидели за длинным столом; посередине — Маяковский в жёлтой кофте, с одной стороны — Каменский в чёрном плаще с блестящими звёздами, с другой — Бурлюк в розовом пиджаке. Маяковский приветствовал публику по-грузински.

29 марта троица выступила в Баку, в театре братьев Маиловых. В газетном отчёте, называвшемся «Современные варвары», был описан их внешний вид: «Уже с утра они ходили по городу с размалёванными физиономиями. На сцене они восседали в театральных креслах с высокими спинками за большим столом. Лица причудливо расписаны, а Д. Бурлюк, кроме этого, написал у себя на лбу: “я Бурлюк”. <…> В. В. Маяковский нарядился в жёлтую ситцевую кофту и красную феску; кроме того, они прикрепили на груди по пучку редиса и навесили редис на пуговицы».

Выступление в Баку стало последним в турне кубофутуристов. За три с половиной месяца они посетили 15 городов. «Читали от Москвы — до Тифлиса в длину, а “поперёк” от Казани до Кишинёва», — вспоминал Давид Бурлюк. «“Экспрессили”, обогащали других — сами вернулись “со славой”… не больше! А между тем Киев, Одесса и др. давали по 3000! (вечер!)».

В самый разгар турне, 21 февраля, совет Училища живописи, ваяния и зодчества постановил исключить Маяковского и Бурлюка из числа учеников в связи с тем, что ученикам было запрещено принимать участие в диспутах, быть лекторами и оппонентами. Давид Бурлюк воспринял это известие с облегчением. К тому времени он уже не мечтал о классической, традиционной художественной карьере. Более того — его новый образ как оратора, трибуна и поэта затмил его прежнюю известность как одного из самых «левых» художников. Хотя его работы весной 1914 года были показаны на целом ряде выставок — «Синий всадник» (Гельсингфорс, Тронхейм, Гётеборг), 30-й «Салон независимых» (Париж), основное его внимание было сосредоточено на другом. Лекции и выступления приносили не только удовлетворение, но и определённый заработок. Он даже не принял участие в очередной выставке «Бубнового валета», сообщив Бенедикту Лившицу ещё в июне 1913-го о том, что вышел оттуда «окончательно». Тем не менее Бурлюк будет участвовать в выставках радикально обновлённого общества в 1916 и 1917 годах.

А тогда, в 1914 году, он решил дополнительно зарабатывать преподаванием — такое право давал ему диплом Одесского художественного училища. В конце второго издания «Дохлой луны» он разместил объявление: «Членом Парижской Художественной Академии, художником Д. Д. Бурлюком с осени текущего года в Москве открывается художественная студия (классы рисования, скульптуры и живописи), применительно к программам художественных правительственных школ. Подробные сведения можно получать письменно: Уланский, 22, кв. 4. Д. Бурлюк».

К сожалению, все планы смешала начавшаяся Первая мировая война.

К тому моменту закончился херсонский период жизни большой семьи Бурлюков. Весной 1914 года младшая сестра, Марианна, окончила семилетнюю гимназию в Херсоне и уехала в Москву, поступать в консерваторию. На полученные от графа Мордвинова отступные Бурлюки купили дом в подмосковном Михалёве, в 14 верстах от станции Пушкино, в 35 верстах от Москвы.

Глава двадцатая. Искусство и война

Ты патриот — всегда неправ

Ты любишь кровь и острый нож

Ты в разговорах очень прав

И логика твоя — рогожа.

Ты патриот — навек не прав

Война — не дело мудрецов

Людей там косят точно трав

В лугах созревших для косцов.

Россия вступила в Первую мировую войну 1 августа 1914 года. Война затронула все сферы общественной жизни, искусство не стало исключением. Футуристы оказались в непростом положении. Общественные настроения моментально изменились, и то, что раньше привлекало всеобщее внимание, теперь стало неуместным. Журналист Н. Вильде в своей статье в «Голосе Москвы» обрисовал новую ситуацию так: «Возможно ли теперь всё то шутовство в искусстве, которым заполняли его всевозможные эго-поэты, полосаты футуристы — “музы кривлянды”? Великий поворот совершает жизнь людей и искусство».

«Война 1914 года сразу изменила жизнь на нашей родине. Москва — превратилась в военный госпиталь. Буфеты жел. вокзалов — вскоре опустели», — вспоминал Бурлюк.