Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

Да и раньше, в 1926-м, он никак не реагировал на слова Василия Каменского, призывавшего к возвращению на родину: «Мы с тобой здесь, сумели бы поднять искусство на высоту, сумели бы окружить себя группой верных мастеров. Когда-то будет? Напиши. Приезжай домой, здесь ты сумеешь устроиться. В Москве, пускай, трудно с комнатами. Зато в Ленинграде возьмём, хоть целую квартиру. Там место не хуже. Да и в театрах достану тебе декор, постановки. Я уже говорил с театрами и все остро приветственно желают тебя, знают, любят. Связи же у меня большие и вполне реальные. И детей твоих можно будет устроить учиться распрекрасно. Неужели для Америки рождены они. У нас, дома, им будет лучше. Убеждён. Ведь различных школ у нас — великий край, — знай учись! Ученье — воспитанье улучшается, с каждым годом. И, главное дети твои будут сынами своей земли, своего строительства, Союза трудящихся. А что впереди даст им Нью-Йорк? Уродство. Отстав от России Советской, они не пристанут и к Америке. Да и зачем им эта Америка в будущем? Объясни. Не разумею. Всё это вместе взятое говорит только за то, чтобы ты снова с семьёй был дома и радовался нашей жизни. Неужели не тоскуешь ты раздольным духом своим в “Плену небоскрёбов”???»

Конечно, находясь за тысячи километров от Америки и ни разу там не побывав, «разуметь» огромную разницу в отношении к свободе, к уважению человеческой личности, да и просто в жизненном комфорте Василий Васильевич никак не мог. Зато практичный Бурлюк понял эту разницу сразу. И крепко держался тогда за новую родину.

В 1935-м, когда в США приехали Ильф и Петров, они с Бурлюком и советским консулом обедали в армянском ресторане. Вот фрагмент беседы, записанной Марией Никифоровной:

«— Когда же, Бурлюк, поедете домой?.. Консул.

— Я имею двух сыновей студентов…

— Но они уже выше ростом отца…

— Да но надо закончить образование…

— Что изучают?

— Литературу и журнализм.

— Это пригодится нам…

— А в свободное время плавают на собственной моторной лодке…

— И это хорошо, запишем моряками в красный флот…»

Разговор этот ни к чему не привёл.

И вдруг спустя всего пять лет — просьба принять в советское подданство, да ещё на фоне идущей в Европе войны! С учётом многолетнего опыта работы в газете, где публиковались все новости о европейской ситуации, о том, что происходило в СССР! В архиве Бурлюка в Сиракузах хранится большое письмо русского жившего в США эмигранта, который, решив помочь родине, купил советские облигации, обеспеченные имуществом железных дорог, и в результате не только не получил своих денег с процентами, но и, поехав в СССР их возвращать, попал в милицию и был там избит. Вернувшись в США, он написал письмо в редакцию «Русского голоса». И Бурлюк ведь хранил зачем-то это письмо! Так что не знать о том, что происходит в СССР, он не мог…

Одной из причин было, безусловно, тяжёлое финансовое положение. Временами Бурлюкам приходилось совсем плохо: продажи из-за кризиса были чрезвычайно редки. Доведенный до отчаяния Бурлюк даже написал в июле 1938-го поверенному в делах СССР в США Константину Уманскому письмо с просьбой купить одну из его работ либо портрет Горького работы Бориса Григорьева, с которого он получил бы комиссию. «Я буду очень польщён, многоуважаемый товарищ К. А. Уманский, если вы ознакомитесь с моим художественным творчеством и сумеете мне оказать товарищескую поддержку немедленно, в момент ужасной нужды, мной переживаемой», — писал он. Покупка Уманским работы Бурлюка спасла ситуацию совсем ненадолго. Тогда же, в июле, Давид Давидович обратился с подобной просьбой и к Кэтрин Дрейер — ему нужны были хотя бы 50 долларов. Она отказала…

Однако же к 1940-му году финансовая ситуация у Бурлюков заметно улучшилась. К этому времени дети уже получили высшее образование, что существенно облегчило нагрузку на семейный бюджет. «С 1930 до 1938 мои сыны учились в колледжах — стоило мне правоучение до 7000 долл<аров>», — писал Бурлюк Каменскому в апреле 1947 года. Всё лето семья Бурлюков провела на своей 74-футовой яхте, названной «Hurry Up». А в течение года после того, как стало ясно, что вернуться на родину не удастся, Бурлюки купили машину и дом на Лонг-Айленде. Значит, основной причиной было всё же желание большей реализации. Большего масштаба. Давид Давидович надеялся вернуть себе былую славу, мечтал об этом. Похоже, что подготовка к возможному отъезду началась заранее и увольнение из газеты было частью этой подготовки.

Более того, среди его близких приятелей были те, кто вернулся на родину в эти сложные годы — например, эстрадный артист и певец Виктор Хенкин, который уехал из США в 1940 году. Так что план был вполне реалистичным.

Однако второй раз войти в ту же реку не удалось. Российского графа Монте-Кристо из Бурлюка не получилось. Пора было переквалифицироваться в американские управдомы.

Глава двадцать девятая. Успех и путешествия. Американский Ван Гог

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции

Это книга об удивительных судьбах талантливых русских художников, которых российская катастрофа ХХ века безжалостно разметала по свету — об их творчестве, их скитаниях по странам нашей планеты, об их страстях и странностях. Эти гении оставили яркий след в русском и мировом искусстве, их имена знакомы сегодня всем, кого интересует история искусств и история России. Многие из этих имен вы наверняка уже слышали, иные, может, услышите впервые — Шагала, Бенуа, Архипенко, Сутина, Судейкина, Ланского, Ларионова, Кандинского, де Сталя, Цадкина, Маковского, Сорина, Сапунова, Шаршуна, Гудиашвили…Впрочем, это книга не только о художниках. Она вводит вас в круг парижской и петербургской богемы, в круг поэтов, режиссеров, покровителей искусства, антрепренеров, критиков и, конечно, блистательных женщин…

Борис Михайлович Носик

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Мировая художественная культура / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное