Симпатии Давида Бурлюка к Советскому Союзу и социальная ориентация его работ, участие в собраниях организованного в 1929 году Клуба Джона Рида, члены которого активно поддерживали пролетарские литературу и искусство, привели к тому, что его работы вместе с работами ряда других американских художников были представлены на двух выставках в Москве: «13» и «Джон Рид Клуба»; обе состоялись в 1931 году. После Москвы работы участников «Джон Рид Клуба» экспонировались в Харькове и Ленинграде.
В 30-е годы Давид Бурлюк участвовал во многих групповых выставках, а персональные его выставки состоялись в Сан-Франциско (1932), в Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке (1933), в «Dorothy Parris Galleries» (1933, 1934, 1935). Помимо Нью-Йорка его экспозиции прошли во дворце Легиона славы в Сан-Франциско (1931) и в «Phillips Memorial Gallery» в Вашингтоне (1939), причём музей приобрёл в своё собрание девять работ. Основной галереей, представлявшей творчество Давида Бурлюка в конце 1930-х, стала «Boyers Gallery», где он выставлялся с 1936 по 1939 год. Именно на выставке в галерее «Бойерс» в 1936 году в Филадельфии он впервые показал работу «Вечер в Новой Англии», ставшую его первым прорывом в Новом Свете. Написана она была в рыбацком городке Глостер, в самом сердце Новой Англии — колыбели американской истории.
Жизнь в большом городе всегда напрягала Бурлюка, привыкшего проводить лето в деревне, на природе. Многократно в своих стихах он называл Нью-Йорк «бандитом» — как, например, в стихотворении «Безработные на улицах Нью-Йорка», написанном в ноябре 1933 года:
В первые годы денег на отдых просто не было. «Летом на долгое время едва ли придётся в этом году поехать куда-нибудь на берег моря, отложим это до будущего года, когда больше устроимся в Колумбовом открытии», — писал Бурлюк Фиалам в Прагу в начале 1923 года. Однако уже с середины 1920-х они с Марусей смогли две-три недели в году проводить в рыбацком городке Глостер в штате Массачусетс. Началу поездок в Глостер предшествовал несчастный случай, о котором можно сказать: «не было бы счастья, да несчастье помогло». Той же зимой 1926-го, когда Бурлюка уволили из газеты, миссис Мария Харрисон Рамзей попросила его помочь развесить картины в своём театре на Ист 40-й стрит. Лестница, на которой стоял Бурлюк, пошатнулась, и он упал с большой высоты прямо на чугунный радиатор. Давид Давидович шутил потом, что от переломов обеих ног его спасли лишь крепкие казацкие кости. Но плечо правой руки было ушиблено так сильно, что он совершенно не мог работать. Чтобы как-то кормить семью, Мария Никифоровна разыскала магазин модной одежды и предложила там свои услуги как швея. Она вышивала платья русским крестиком, получая семь долларов за каждое, но работа была кропотливая, и, несмотря на то, что она засиживалась до глубокой ночи, вышить больше двух платьев в неделю не получалось. И тут Давиду Давидовичу в очередной раз повезло. Художница Луиза Брамбак, которой нравились его работы, заказала ему свой портрет и сразу заплатила аванс в 100 долларов. Деваться было некуда. Бурлюк обнаружил, что, если он держит своей левой рукой правую, можно, пусть медленно, но работать. Спустя два месяца — к удовольствию и заказчика, и исполнителя — портрет был готов, а Давид Давидович полностью восстановил работоспособность. В то же время супруги познакомились с выдающимся композитором и пианистом Дмитрием Тёмкиным и его женой, балериной и хореографом Альбертиной Раш. Оба вскоре станут голливудскими знаменитостями. Альбертина, восхищённая мастерством Маруси, предложила ей бросить магазин, брать заказы напрямую и сама сразу же заказала вышивку нескольких платьев. Спустя два с половиной года Мария Никифоровна обнаружила, что у неё скопилось больше двух тысяч долларов. Именно на эти деньги она и создала своё издательство, именно они дали старт «Цвету и рифме».