Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

«До Монтока “круговой билет” 1 доллар 50 центов. Туман… поезд — уходит по расписанию. Белые стада уток в морских заливах. Дюны… дорога по горе, до слуха доносится густой сглаженный расстоянием рёв сирены. Маяк — белый… трава, камни… океан в длинных волнах с белыми гребнями. Голова маяка укуталась густой паутиной неспокойной погоды… люди ползут к маяку. Бурлюк пишет мотив “Маяк и ветряная мельница”. Волны катают отполированный пень гигантского дерева… в бутылку набираю воды для акварели».

В октябре 1941 года в семье Бурлюков произошло долгожданное событие. Они приобрели небольшой дом, расположенный на берегу океана, в посёлке Хэмптон Бейз на Лонг-Айленде. Бурлюк добился того, о чём он всегда мечтал, — иметь собственную обитель, где могли собираться вся семья и многочисленные друзья, где он мог быть окружён картинами и книгами. К этому времени и Давид-младший, и Николай уже окончили Нью-Йоркский университет; Николай получил диплом журналиста, а Давид — архитектора.

Как только Бурлюки переселились в Хэмптон Бейз, они сразу же отправились на поиск «своей» церкви. Такую епископальную церковь они нашли в получасе ходьбы от дома и, по свидетельству Эллен де Пацци, соседки Бурлюков, которая напишет позже о Давиде Давидовиче целую книгу, они каждое воскресенье, несмотря на погоду, пешком добирались до церкви, стараясь не пропустить ни одной службы. Хотя приверженцами определённой конфессии Бурлюков назвать было сложно. Например, в 1928 году они посещали курсы теософии. «Маруся с детьми по субботам бывает в обществе теософии, они у нас воспитываются вне религий, — писали они Фиалам в Прагу, — древний буддизм (по Японии) понятен им более всего».

В новом доме Бурлюки оборудовали мастерские не только для Давида Давидовича, но и для детей: для Давида-младшего в кухонном крыле, а для Никиши в старом домике для экипажей и повозок. Перед смертью отца Никиша торжественно пообещал ему, что оставит его мастерскую нетронутой.

Как быстро выяснилось, жить в новом доме на Лонг-Айленде зимой было слишком холодно, а ездить в Нью-Йорк — далеко. И в 1946 году Давид Бурлюк приобретает дом в Бруклине, по адресу 2575 Бедфорд-авеню. В нём они жили всей семьёй. В этот период на журналах «Color and Rhyme» были указаны два адреса — Hampton Bays как адрес Николая Бурлюка, который указан редактором, и 2575 Bedford Avenue, Brooklyn 26 как адрес Марии Бурлюк — издателя.

Дом в Бруклине и сейчас прекрасно сохранился. Его окружает кованая решётка, а сзади есть довольно большой уютный двор. В 1956 году, перед поездкой в Советский Союз, Давид Бурлюк продал дом — нужны были деньги. После этого они с Марусей окончательно осели в Хэмптон Бейз. Тамошний дом стал их американским «семейным гнездом».

Но я опять забежал вперёд. До этого был ещё десяток трудных лет. Бурлюк продолжал искать тот стиль, который примут и полюбят американцы.

Городские пейзажи и Новая Англия

В конце 1920-х и в 1930-е годы Давид Бурлюк участвовал во многих выставках. В 1927-м его работы показывались на выставке в галерее Поля Голуа в Чикаго и на выставке картин Общества независимых художников. Весной 1928-го его персональная выставка состоялась в «Morton Gallery». В мае работы Бурлюка вместе с работами Николая Фешина были показаны на выставке «Художники окраины» в Галерее изящных искусств в Сан-Диего.

В январе 1930 года персональная выставка его работ состоялась в Международном центре искусства «Corona Mundi» в музее Рериха по адресу: 310 Риверсайд Драйв, Манхэттен. Бурлюк знал Николая Рериха ещё по Петербургу, а вскоре по приезде в Америку вновь встретил его в мастерской Роберта Чанлера. На выставке были представлены 36 работ — живопись, акварель и рисунки. Сыграло ли свою роль в организации выставки то, что Бурлюк посвятил Рериху целую главу в своей книге «Русское искусство в Америке», а в 1930-м опубликовал три больших интервью с ним в книге «Рерих, жизнь — творчество. 1917–1930»? Кто знает. Однако Бурлюк с Рерихом встречались неоднократно и были в приятельских отношениях.

Правда, идиллия несколько портится после прочтения писем Бурлюка Николаю Никифорову, где он называет Рериха «декоратором», пишет о том, что никакого отношения к пролетариату тот не имеет и вообще женат на «царской фрейлине», а книгу о нём Бурлюк написал потому, что Рерих заплатил ему 100 долларов и купил одну работу. Эти письма, датированные 1950-ми годами, вообще содержат много критики в адрес тех, кого Бурлюк раньше хвалил, — например, Рокуэлла Кента. Бурлюка, искренне считавшего себя народником и пролетарием от искусства, невероятно огорчало то, что в СССР об авангарде не хотят даже вспоминать, а в чести реалистическое, академическое искусство, с которым он всю свою жизнь боролся.

В марте того же 1930 года деревянная резьба, акварели и картины Давида Давидовича были показаны в галерее магазина «Мейсис» в Нью-Йорке, а в апреле три картины участвовали в выставке общества «Никакай» в Токио. В 1930-м же происходит важное событие — Бурлюк получает американское гражданство.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции

Это книга об удивительных судьбах талантливых русских художников, которых российская катастрофа ХХ века безжалостно разметала по свету — об их творчестве, их скитаниях по странам нашей планеты, об их страстях и странностях. Эти гении оставили яркий след в русском и мировом искусстве, их имена знакомы сегодня всем, кого интересует история искусств и история России. Многие из этих имен вы наверняка уже слышали, иные, может, услышите впервые — Шагала, Бенуа, Архипенко, Сутина, Судейкина, Ланского, Ларионова, Кандинского, де Сталя, Цадкина, Маковского, Сорина, Сапунова, Шаршуна, Гудиашвили…Впрочем, это книга не только о художниках. Она вводит вас в круг парижской и петербургской богемы, в круг поэтов, режиссеров, покровителей искусства, антрепренеров, критиков и, конечно, блистательных женщин…

Борис Михайлович Носик

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Мировая художественная культура / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное