«До Монтока “круговой билет” 1 доллар 50 центов. Туман… поезд — уходит по расписанию. Белые стада уток в морских заливах. Дюны… дорога по горе, до слуха доносится густой сглаженный расстоянием рёв сирены. Маяк — белый… трава, камни… океан в длинных волнах с белыми гребнями. Голова маяка укуталась густой паутиной неспокойной погоды… люди ползут к маяку. Бурлюк пишет мотив “Маяк и ветряная мельница”. Волны катают отполированный пень гигантского дерева… в бутылку набираю воды для акварели».
В октябре 1941 года в семье Бурлюков произошло долгожданное событие. Они приобрели небольшой дом, расположенный на берегу океана, в посёлке Хэмптон Бейз на Лонг-Айленде. Бурлюк добился того, о чём он всегда мечтал, — иметь собственную обитель, где могли собираться вся семья и многочисленные друзья, где он мог быть окружён картинами и книгами. К этому времени и Давид-младший, и Николай уже окончили Нью-Йоркский университет; Николай получил диплом журналиста, а Давид — архитектора.
Как только Бурлюки переселились в Хэмптон Бейз, они сразу же отправились на поиск «своей» церкви. Такую епископальную церковь они нашли в получасе ходьбы от дома и, по свидетельству Эллен де Пацци, соседки Бурлюков, которая напишет позже о Давиде Давидовиче целую книгу, они каждое воскресенье, несмотря на погоду, пешком добирались до церкви, стараясь не пропустить ни одной службы. Хотя приверженцами определённой конфессии Бурлюков назвать было сложно. Например, в 1928 году они посещали курсы теософии. «Маруся с детьми по субботам бывает в обществе теософии, они у нас воспитываются вне религий, — писали они Фиалам в Прагу, — древний буддизм (по Японии) понятен им более всего».
В новом доме Бурлюки оборудовали мастерские не только для Давида Давидовича, но и для детей: для Давида-младшего в кухонном крыле, а для Никиши в старом домике для экипажей и повозок. Перед смертью отца Никиша торжественно пообещал ему, что оставит его мастерскую нетронутой.
Как быстро выяснилось, жить в новом доме на Лонг-Айленде зимой было слишком холодно, а ездить в Нью-Йорк — далеко. И в 1946 году Давид Бурлюк приобретает дом в Бруклине, по адресу 2575 Бедфорд-авеню. В нём они жили всей семьёй. В этот период на журналах «Color and Rhyme» были указаны два адреса — Hampton Bays как адрес Николая Бурлюка, который указан редактором, и 2575 Bedford Avenue, Brooklyn 26 как адрес Марии Бурлюк — издателя.
Дом в Бруклине и сейчас прекрасно сохранился. Его окружает кованая решётка, а сзади есть довольно большой уютный двор. В 1956 году, перед поездкой в Советский Союз, Давид Бурлюк продал дом — нужны были деньги. После этого они с Марусей окончательно осели в Хэмптон Бейз. Тамошний дом стал их американским «семейным гнездом».
Но я опять забежал вперёд. До этого был ещё десяток трудных лет. Бурлюк продолжал искать тот стиль, который примут и полюбят американцы.
В конце 1920-х и в 1930-е годы Давид Бурлюк участвовал во многих выставках. В 1927-м его работы показывались на выставке в галерее Поля Голуа в Чикаго и на выставке картин Общества независимых художников. Весной 1928-го его персональная выставка состоялась в «Morton Gallery». В мае работы Бурлюка вместе с работами Николая Фешина были показаны на выставке «Художники окраины» в Галерее изящных искусств в Сан-Диего.
В январе 1930 года персональная выставка его работ состоялась в Международном центре искусства «Corona Mundi» в музее Рериха по адресу: 310 Риверсайд Драйв, Манхэттен. Бурлюк знал Николая Рериха ещё по Петербургу, а вскоре по приезде в Америку вновь встретил его в мастерской Роберта Чанлера. На выставке были представлены 36 работ — живопись, акварель и рисунки. Сыграло ли свою роль в организации выставки то, что Бурлюк посвятил Рериху целую главу в своей книге «Русское искусство в Америке», а в 1930-м опубликовал три больших интервью с ним в книге «Рерих, жизнь — творчество. 1917–1930»? Кто знает. Однако Бурлюк с Рерихом встречались неоднократно и были в приятельских отношениях.
Правда, идиллия несколько портится после прочтения писем Бурлюка Николаю Никифорову, где он называет Рериха «декоратором», пишет о том, что никакого отношения к пролетариату тот не имеет и вообще женат на «царской фрейлине», а книгу о нём Бурлюк написал потому, что Рерих заплатил ему 100 долларов и купил одну работу. Эти письма, датированные 1950-ми годами, вообще содержат много критики в адрес тех, кого Бурлюк раньше хвалил, — например, Рокуэлла Кента. Бурлюка, искренне считавшего себя народником и пролетарием от искусства, невероятно огорчало то, что в СССР об авангарде не хотят даже вспоминать, а в чести реалистическое, академическое искусство, с которым он всю свою жизнь боролся.
В марте того же 1930 года деревянная резьба, акварели и картины Давида Давидовича были показаны в галерее магазина «Мейсис» в Нью-Йорке, а в апреле три картины участвовали в выставке общества «Никакай» в Токио. В 1930-м же происходит важное событие — Бурлюк получает американское гражданство.