Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

Путешествие в Европу началось в сентябре 1949-го и длилось по апрель 1950-го. На теплоходе «Собески» Бурлюки пересекли океан и посетили Кань-сюр-Мер, Марсель, Арль, Сент-Мари, Аэ, Альби, Тулузу, Биарриц, Ним, Канны, Ниццу и Париж. Они побывали на знаменитой «Бориселле», вилле Бориса Григорьева; посетили дом Огюста Ренуара, приют для умалишённых, в котором лечился Ван Гог, студию Сезанна и музей Тулуз-Лотрека. Зиму провели в Италии (Генуя, Пиза, Лука, Флоренция, Рим, Неаполь, Помпея, Сорренто, Капри, Позитано, Салерно, Палермо, Венеция), а незадолго до отъезда встретились в Париже с Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой. Они встретились как старые друзья, объединённые общим прошлым. От былых обид и попыток доказать, кто «круче», не осталось и следа. В июне 1950-го Ларионов писал Бурлюку: «У меня исчезло всё старое впечатление, что мы когда-то упорно с тобой спорили. Осталось самое прекрасное воспоминание прежней жизни — и очарование далёкой сейчас Чернянки».

После семимесячного путешествия Бурлюк два с половиной года жил и работал в Нью-Йорке и в загородном доме. В ноябре 1950-го он писал Ларионову: «Мы вернулись домой к себе в деревню — 7-го апреля и живём здесь на покое, очень скромно. (Проживаем 10 дол<ларов> в неделю на еду.) Строгая диета и физич<еские> упражнения, чистка дорожек в нашем 12 акр<овом> лесу — который мы мечтаем превратить в парк. Мы были заняты печатанием нашего труда о Ван-Гоге. Маруся — текст, я — писанием картин. С 1-го октября <1950> мы открыли нашу собственную (очень маленькую) галерею — в центре художеств<енного> Нью-Йорка. В Нью-Йорке имеется около 70 объявляющихся регулярно галерей и ещё штук (30–50 или 100) живущих только вывеской. Громаднейший масштаб; неимоверная конкуренция».

Поездка принесла свои плоды — её итогом стали выставки «Мотивы Ван Гога» в «Burliuk Gallery» (5 ноября — 10 декабря 1950 года) и «По следам Ван Гога» в «ACA Gallery» (20 ноября — 9 декабря 1950 года). Бурлюк сообщал Ларионову, что первая выставка «прессой замалчивается — но русским сейчас в САСШ не так чтобы было очень весело и вообще международное положение и… прочее… Мы не унываем; в деревне живём до 15-го декабря, а затем с Марусей уезжаем до ½ марта во Флориду. Оттуда вам будем писать; мы живём там на берегу теплого Мексик<анского> залива — жарко, пальмы и можно каждодневно купаться». После возвращения из Флориды Бурлюки снова жили у себя в «деревне», занимались обустройством своей галереи и переводом её в другое помещение. Зиму 1951/52 года они снова провели во Флориде, а весной совершили очередное автомобильное путешествие по США. 28 апреля 1952 года они писали Николаю Асееву: «Мы проводим 100 дней в FLA, а на апрель поехали в Хот-Спрингс, Нью-Мексико и Салида, Колорадо, чтобы рисовать горы, покрытые снегом, и принимать горячие (естественные) минеральные ванны. Мы едем в автомобиле. Мы проедем 7000 миль, чтобы возвратиться домой».

Итогом поездок стали, как обычно, персональные выставки в «ACA Gallery» (8–27 декабря 1952-го и 29 ноября — 19 декабря 1953 года). А значит, и новые продажи, которые позволили собрать деньги на новое путешествие по Европе и Северной Африке. На этот раз Бурлюки отправились в Португалию, Марокко и Италию. Длилось путешествие почти полгода — с 24 декабря 1953-го по 11 июня 1954 года. Первые две недели Бурлюки путешествовали по Португалии, которая им необычайно понравилась, а затем отправились в Марокко (Танжер, Рабат, Марракеш). В Касабланке они встретились с Константином Безвалем, который из Франции перебрался в Марокко и работал там землеустроителем. Переписка с ним будет у них гораздо интенсивнее, чем с его оставшимся в России братом Антоном. Собственно, переписка с Антоном у Бурлюка прервалась ещё в конце 1920-х, и он ничего не знал ни о его судьбе, ни о судьбе сестры Надежды. А с Константином можно было общаться без опаски, что письма будут прочитаны цензурой и причинят кому-то неприятности.

Мария Никифоровна, которая, конечно же, вела дневник очередного путешествия, записала туда цитату из Гёте: «Человеческая жизнь разделена на три периода: один период — это детство и образование, второй — путешествия и познание мира, и наконец, последний — период созидания или созидательной энергии». Конечно же, фраза была продиктована Давидом Давидовичем, который и в юности любил философствовать, а с возрастом эта любовь только усилилась. Из его философских рассуждений можно составить целую книгу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции

Это книга об удивительных судьбах талантливых русских художников, которых российская катастрофа ХХ века безжалостно разметала по свету — об их творчестве, их скитаниях по странам нашей планеты, об их страстях и странностях. Эти гении оставили яркий след в русском и мировом искусстве, их имена знакомы сегодня всем, кого интересует история искусств и история России. Многие из этих имен вы наверняка уже слышали, иные, может, услышите впервые — Шагала, Бенуа, Архипенко, Сутина, Судейкина, Ланского, Ларионова, Кандинского, де Сталя, Цадкина, Маковского, Сорина, Сапунова, Шаршуна, Гудиашвили…Впрочем, это книга не только о художниках. Она вводит вас в круг парижской и петербургской богемы, в круг поэтов, режиссеров, покровителей искусства, антрепренеров, критиков и, конечно, блистательных женщин…

Борис Михайлович Носик

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Мировая художественная культура / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное