Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

В середине февраля Бурлюки добрались до Италии и пробыли около двух месяцев на Капри, где Давидом Давидовичем было написано множество пейзажей. Затем они перебрались в Позитано, где провели около трёх недель, выезжая в Неаполь, Рим, Флоренцию и Венецию. В Позитано встретились ещё с одним давним приятелем, художником Иваном Загоруйко, соучеником Владимира Бурлюка по Пензенскому художественному училищу. Дядя Ваня — или Дон Джованни, как сам называл себя Загоруйко, — поддерживал переписку с Бурлюками с 1920-х, и они десятилетиями материально поддерживали его «в память брата Володи», посылая трижды в год от 25 до 50 долларов. После поражения Добровольческой армии Загоруйко оказался в Константинополе, а затем через Болгарию и Грецию добрался до Италии, где и осел в конце 1920-х. В 1964 году, после его смерти, Бурлюк написал Никифорову: «Мир праху другу моего убиенного брата (1918 г.) Волдемара, спи с миром, дядя Ваня. Его братья 4 были повешены, отец вниз головой, а 5-й пропал без вести в степях во время гражданской войны — смуты и кровавой анархии 1917–1920 гг. Они были богатыми помещиками юга на (Ростов) Дону. Дядя Ваня спасся в Италию».

Письма Загоруйко (чьей любимой фразой было: «Как прекрасен Божий мир») — пожалуй, самые оригинальные в огромном архиве писем Бурлюка. Необычный почерк, необычные фразы, обязательная фраза «Бог = батько»… Бурлюк попросил Загоруйко написать воспоминания о брате Володе, и Дон Джованни их написал — шариковой ручкой на тонкой папиросной бумаге. Прочесть их невозможно…

Из Италии Бурлюки вернулись домой налегке, отправив новые картины в Америку багажом. Итогом поездки стала персональная выставка в «ACA Gallery» в ноябре — декабре 1954 года. А уже в феврале следующего года они поехали на два месяца на Кубу, где жил их давний московский знакомый, режиссёр Самуил Вермель. С Кубы Бурлюки вернулись домой, в Хэмптон Бейз, чтобы готовиться к очередной выставке в «ACA Gallery» (28 ноября — 17 декабря 1955 года). Тем временем Вермель организовал в Гаване выставку картин Бурлюка (Palacio Belles Artes, 3–30 июня 1955 года). Специально к этой выставке был придуман новый живописный стиль «неоморфизм». Впоследствии Бурлюк писал Никифорову: «В Гаване пропало 34 моих картины. Вермель их продал, а деньги взял себе. Мой старый друг 1913–14 гг. из Москвы, отпрыск миллионерской семьи, разложившийся белогвардеец».

Зиму 1955/56 года Бурлюки традиционно провели во Флориде и в марте вернулись в Нью-Йорк, чтобы вскоре отправиться в своё главное послевоенное путешествие — на родину.

Глава тридцатая. Поездка на Родину

Этой поездки Бурлюки ждали очень долго. О ней мечтали, думали и говорили. Осторожный Давид Давидович всегда — сознательно и подсознательно — готовился к возвращению на родину. Во многом отсюда и его просоветская позиция, и отсутствие публичной критики известных ему «перекосов». Отсюда избегание упоминаний о трагической судьбе братьев, о которой он знал из писем Антона Безваля.

После тридцати шести лет, проведённых в эмиграции, у Давида Давидовича был неоднозначный статус. С одной стороны, он давно был американским гражданином, с другой — питал искренние симпатии к СССР. Потому и осторожничал, чтобы не навредить ни себе, ни оставшимся на родине родственникам, для которых запись в анкетной графе о родственниках за рубежом была лишь отягчающим обстоятельством.

Давида Давидовича можно понять. Уезжая из Владивостока в Японию, он никак не мог представить себе то, что будет в дальнейшем происходить на родине, где остались его родные, друзья, слава и тысячи картин. Не мог знать, что окажется отрезанным от своей родной страны не только географическими, но и политическими, идеологическими границами. Но ведь как бы ни складывалась американская карьера, «терять» навсегда почти сорок лет жизни было бы безумием. Потому он и стремился домой. Разумеется, он хотел признания своих прошлых успехов, тем более что искренне считал себя одним из тех, кто своим искусством способствовал победе революции. Конечно же, хотел, чтобы его работы были представлены в советских музеях, а стихотворения напечатаны в книгах и журналах. Хотел выставок. Жажда признания естественна для любого творческого человека.

Ждать подходящего для визита момента пришлось долго. Дипломатические отношения СССР и США были установлены лишь в 1933 году. В 1940-м на его просьбу о возвращении ответа так и не последовало. Разгоревшаяся после Второй мировой холодная война тоже никак не способствовала контактам. И лишь начавшаяся после смерти Сталина хрущёвская «оттепель» дала надежду. Бурлюки сразу же начали предметно думать о поездке.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции

Это книга об удивительных судьбах талантливых русских художников, которых российская катастрофа ХХ века безжалостно разметала по свету — об их творчестве, их скитаниях по странам нашей планеты, об их страстях и странностях. Эти гении оставили яркий след в русском и мировом искусстве, их имена знакомы сегодня всем, кого интересует история искусств и история России. Многие из этих имен вы наверняка уже слышали, иные, может, услышите впервые — Шагала, Бенуа, Архипенко, Сутина, Судейкина, Ланского, Ларионова, Кандинского, де Сталя, Цадкина, Маковского, Сорина, Сапунова, Шаршуна, Гудиашвили…Впрочем, это книга не только о художниках. Она вводит вас в круг парижской и петербургской богемы, в круг поэтов, режиссеров, покровителей искусства, антрепренеров, критиков и, конечно, блистательных женщин…

Борис Михайлович Носик

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Мировая художественная культура / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное