Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

И тут — не в бровь, а в глаз. Давид Бурлюк действительно был единственным из лидеров русского авангарда, кто не просто в определённый период, а на протяжении всей жизни реализовывал себя и в изобразительном искусстве, и в литературе. Безусловно, как художник Бурлюк представляет собой гораздо большую величину, чем как поэт. Но и среди его стихотворений, и среди прозаических произведений есть настоящие, серьёзные удачи — взять хотя бы повесть «Филонов». Такого, как Бурлюк, больше не было — ведь и окончивший Одесское художественное училище Кручёных, и проучившийся почти три года в Московском училище живописи, ваяния и зодчества (а до этого занимавшийся недолго в мастерской С. Ю. Жуковского и затем два года в студии П. И. Келина) Маяковский живопись совершенно забросили, а Михаил Ларионов, Аристарх Лентулов, другие соратники Бурлюка по объединениям «Бубновый валет» и «Союз молодёжи» никогда не занимались серьёзно литературой.

Безусловно, Давид Бурлюк был не единственным художником, имевшим проблемы со зрением. Эдгар Дега после семидесяти почти ослеп. Клод Моне в семьдесят два года перенёс две операции по удалению катаракты; лишившись хрусталика на левом глазу, он вновь обрёл зрение, но стал видеть ультрафиолет как голубой или лиловый цвет. Оноре Домье в старости потерял зрение и писал на ощупь. Рембрандт заметно косил — это привело к тому, что стереоскопическое зрение не было у него достаточно развито. Но художника такого уровня, как Давид Бурлюк, имевшего с детства один глаз, больше не было.

Бурлюк и тут уникален.

И как удачно, как раз в пору зрелости Давида Бурлюка — в первом десятилетии прошлого века — появился кубизм! Основной его приём, разложение трёхмерных объектов на плоскости, из чисто физиологических соображений должен был быть ближе всего Бурлюку.

Ну а стеклянный глаз Бурлюка как своеобразный символ футуристического видения мира до сих пор привлекает повышенное внимание посетителей выставок — так произошло, например, летом 2000-го на выставке «Русский футуризм и Давид Бурлюк — отец русского футуризма» в Русском музее в Санкт-Петербурге.

Сумы

Поступление в Сумскую Александровскую гимназию было для Давида первым шагом в самостоятельную жизнь. Он жил в недавно построенном пансионате для иногородних учеников, а семья осталась в Корочке. Расстояние от Корочки до Сум — менее девяноста километров, до Курска почти в два раза больше, да и Рябушки от Сум недалеко, так что выбор родителей был очевиден.

Вступительные экзамены длились три недели. Их Давид провёл вместе с Карпом Егоровичем Сединым, который не отказывал себе ни в чём, пользуясь деньгами Давида Фёдоровича. Экзамены по латыни, религии и географии юный Давид сдал хорошо, но провалился на математике и русском языке, так что пришлось брать на лето репетитора. Зато результаты страсти к рисованию, постепенно овладевающей им, сразу были оценены.

Художественное дарование Бурлюка впервые заметил гимназический учитель рисования, художник Александр Карлович Вениг. Он был сыном академика, профессора исторической и портретной живописи Императорской Академии художеств Карла Богдановича Венига, так что в недостатке художественного вкуса упрекнуть его было никак нельзя. Вениг не только ставил Давида в пример другим ученикам, но даже написал его родителям письмо, которое стало одним из определяющих в судьбе будущего художника.

Вот что писал об этом сам Бурлюк:

«Моя матушка не замедлила получить от учителя рисования Александра Карловича Венига (сына знаменитого профессора) положительное письмо, в котором вновь приехавший в Сумы на место умершего учителя рисования — древнего старика — новый преподаватель усиленно рекомендовал Людмиле Иосифовне обратить внимание на “искру Божию, имеющуюся в Вашем сыне, ученике второго, вверенного мне класса”. Моя матушка всю жизнь гордилась этим письмом и тщательно берегла его, предвидя в нём предвестие несомненной ожидающей её сына славы на художественном поприще.

А. К. Вениг выписал на семь рублей красок из столицы, и когда краски получились, посылочка была раскрыта, моего носа коснулась струя неизъяснимо-восхитительного запаха масляных красок… От восторга у меня потекли слюнки… В течение десятков лет я помню этот запах и этот момент.

Уроки рисования, впрочем, дальше двух копий маслом с акварели Александра Венига не пошли. Одна акварель изображала деревню весной, а другая — такую же среди сугробов снега».

Получив письмо, взволнованная Людмила Иосифовна немедленно приехала в Сумы. Случилось это в октябре. Директор, Николай Иванович, вызвал Давида к себе, и тот бросился к матери, которую не видел три месяца. Вместе с матерью в роскошном экипаже, запряжённом четвёркой лошадей, приехали братья и сестра. Директор разрешил Давиду отлучиться до завтрашнего утра, и он медленно и торжественно — чтобы все мальчишки-соученики заметили — сел в карету. Мать с гордостью прочла вслух письмо от Венига — и Бурлюк писал потом, что ни один отзыв о его творчестве на протяжении всей последующей долгой жизни не произвёл на него большего впечатления, чем этот.