De feminis

– Да. Да, да, да!

Расхохоталась, по простыне ёрзая.

– Виктория… божественная… это же было…

– В другом веке.

– Эти три года… господи… они как тридцать лет!!

– О да. Мир изменился, Борис.

– Вы же мне тогда так сногсшибательно отказали! Золотая нить! ХХХ! Вы написали роман?

– Да!

– Великий?

– Да.

– А можно…

– Да!

– А мы с вами…

– Да!

– Когда?

– Хоть сегодня. Хоть сейчас. Где вы?

– Я… мы с Юленькой и Саидом окопались в деревне… в деревеньке… тут, по Калужскому. Милое место, леса. Никого. Уединённость, уединённость… Живу по-деревенски, как Тао Юаньмин. Хризантемы только не выращиваю. Как писал Мамлеев: кур у нас много и дров. Читаем друг другу стихи, созерцаем, ебёмся. Вакцину нам трижды подвозили. Есть два пулемёта… Виктория! Божественная!! Если б я был mokro-блогером, написал бы:

Литры спермы излил по тебе,
От фантазмов ночами сгорая.
Ты надрезом прошла по судьбе,
Скальпо-стилос сгоревшего рая!

Теребя себя, Виктория рассмеялась:

– У вас так, увы, не получится! Послушайте, яркий Boris, скиньте мне на моб адрес вашей деревеньки, я пришлю за вами броневик. Он сперва в Москву заедет, потом к вам. И доставит вас ко мне.

Через три часа и двадцать одну минуту Борис, дважды оросивший освобождённое лоно Виктории, лежал рядом, оплетя её сильными волосатыми руками и ногами и в упор разглядывая лицо:

– Вы похудели. И стали ещё притягательней. И глаза… это невероятно…

– Да. И глаза.

Виктория потрогала его бороду.

– А вы забородатели, поэт.

– Деревенская жизнь! Изба-старуха челюстью порога…

– Жуёт пахучий мякиш тишины.

– Я бы и сейчас проиграл вам! Но вы уже моя!

Он сжал её в объятьях.

– Не душите… признаться, я измождена половым актом… отвыкла.

– Три года без мужчин! Вика! Из вашей воли можно выковать Эскалибур.

– У меня всё горит внутри… новое чувство после воздержания.

– Простите, милая, но я три года изнывал от желания.

– В обществе Юленьки и Саида? Литры спермы?

– Вика, вы не сравнимы ни с кем!

– Хотите ещё меня или послушаем роман?

– Вика, а можно глоток вина?

– Нет, Борис. Категорически – нет! Литература и есть вино. Вино – потом.

– Вы правы. Сохраним остроту чувств.

– Сохраним чистоту чувств. Предупреждаю: как прозаик я взяла псевдоним.

– Это мудро. Мы слушать будем? Вы почитаете?

– Нет, я бы не смогла. Запись только сегодня пришла. Борис, жёсткое условие: без реплик и комментариев. Всё в конце, окей?

– Окей, жёсткая.

– И без пауз.

– Окей.

– Роман большой.

– Прекрасно.

– И мы не выйдем отсюда, пока не дослушаем.

– Готов! – Он нежно ущипнул её сосок.

Она протянула пальцы к лежащему на тумбочке айфону, коснулась. В спальне ожил спокойный и глубокий женский голос:

Виктор Львов

Чудовищная война и чудовищный мир

– Oh bien, mon prince. Les Monstrueux Genes et Lucques ne sont plus que des apanages, des чудовищные поместья, de la monstrueuse famille Buonaparte. Non, je vous préviens, que si vous ne me dites pas, que nous avons la guerre monstrueuse, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocités de cet Antichrist monstrueux (ma parole, j’y crois) – je ne vous connais plus, vous n’êtes plus mon ami monstrueux, vous n’etes plus мой верный чудовищный раб, comme vous dites. Ну, здравствуйте, здравствуйте, чудовищный. Je vois que je vous fais peur, садитесь и рассказывайте чудовищно.