De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II

В исследовательской литературе, посвящённой истории позднего Советского Союза, а также в специальных работах по вопросам конвергенции, феномена Римского клуба и Международного института системного анализа в Вене, часто утверждается, что изначально проект Римского клуба был проектом КГБ СССР, а ГКНТ был его филиалом. Однако подобная точка зрения, особенно что касается периода до 1973–1974 гг., практически не имеет под собой сколько — нибудь серьёзных фактологических оснований. Начнём с того, что до своей реорганизации в 1965 г, когда, собственно, и появилась аббревиатура ГКНТ СССР и роль первого руководителя занял академик В. Кириллин, а Д. Гвишиани был назначен его замом по международным вопросам, Комитет был полностью подчинён Военно — промышленной комиссии Совмина СССР и курировался не КГБ СССР, а ГРУ МО СССР. После реорганизации и вплоть до середины 1970‑х гг. ГКНТ в значительной части своих функций, в первую очередь касающихся международного сотрудничества, которую курировал Д. Гвишиани, по сути представлял собой автономную, относительно независимую от КГБ СССР и ГРУ МО СССР разведывательную структуру, напрямую подотчётную А. Н. Косыгину и через него — Л. И. Брежневу.

Понятно, что в ГКНТ СССР, так же как в других центральных министерствах и ведомствах, существовали должности, которые заполнялись прикомандированными офицерами или офицерами действующего резерва КГБ СССР и ГРУ. Однако максимальным рангом этих должностей был начальник отдела и они не имели сколько — нибудь заметного влияния внутри ведомства. К тому же большинство нынешних историков, не говоря уже о производителях псевдоаналитических сочинений, не очень знакомы с неформальными и формальными реалиями взаимоотношений между КГБ СССР и ЦК КПСС, не варились во внутренней кухне КГБ. В связи с этим надо иметь в виду, что на практике до последних дней советской власти действовал введённый ещё во времена правления триумвирата Маленкова — Булганина — Хрущёва категорический формальный запрет КГБ СССР не только проводить вербовку руководящих работников центрального аппарата министерств и ведомств, но и осуществлять различные формы наблюдения за ними, а также устанавливать какие — либо формальные или неформальные контакты, не регламентированные специальными строгими правилами, с членами семей работников центрального аппарата ЦК КПСС, и уж тем более членов ЦК КПСС, не говоря уже о небожителях из Политбюро. Вследствие этого запрета руки советской контрразведки были в значительной степени связаны. Именно из — за этого возникли дела О. Пеньковского, А. Шевченко и проч. Однако, несмотря на эти дела, запрет никто и не думал не то что отменять, но даже ослаблять.

В этом смысле, в противоположность многим нынешним писаниям, Д. Гвишиани, по крайней мере до конца 1970‑х гг., не мог работать на КГБ СССР. Более того, любые его контакты с этой организацией носили чрезвычайно регламентированный характер и могли осуществляться только по инициативе самого Д. Гвишиани, а не каких — либо работников КГБ СССР независимо от их статуса. Как зять члена Политбюро А. Н. Косыгина Д. Гвишиани был личностью неприкасаемой с точки зрения контактов с КГБ СССР и абсолютно свободной от их возможного влияния. Поэтому всё, что происходило и делалось в ГКНТ СССР в рамках международных формальных и неформальных связей Гвишиани, по крайней мере до периода 1974–1975 гг., было внутренними операциями отдельной, находящейся внутри ГКНТ своеобразной неформальной разведывательной службы, подотчётной высшему советскому партийному руководству в лице А. Н. Косыгина и Л. И. Брежнева.

С начала 1960‑х гг. именно Д. Гвишиани, как правило, представлял Советский Союз в наиболее интересных с точки зрения завязывания контактов и получения информации международных организациях. К их числу, несомненно, относился Консультативный комитет по применению науки и техники в целях развития, созданный в системе ООН в 1964 г. Д. Гвишиани в своих воспоминаниях отмечает: «… предполагалось, что одобренные правительством своих стран члены комитета будут работать в комитете не как представители своих правительств, а в своём личном качестве, что обеспечивало некоторую независимость, давало определённую свободу действий и позволяло новому комитету избежать политизации и постоянной конфронтации, осложнявшей работу многих других учреждений ООН»[961].