Читаем De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II полностью

Аудиенция у фюрера окончательно сделала Боса публичной фигурой. 12 июня 1942 г. он провёл первую в Германии пресс — конференцию, на которой удовлетворённо отметил: «Для Британии и её спецслужб более невозможно охранять протяжённые границы Индии, и когда придёт момент, никто не сможет помешать мне вернуться в Индию»[276]. Бос призвал всех индийских патриотов работать на свержение Британской империи: «В этой борьбе некоторые националисты могут сражаться только оружием гражданского неповиновения или пассивного сопротивления, но те, кто стоит вместе со мной, не поколеблются, когда придёт время, обнажить меч»[277]. «Я знаю, что британские пропагандисты оскорбляют меня, поскольку я оспорил их лживое утверждение, будто три державы — враги Индии, и настаиваю, что единственный враг Индии — британский империализм. Но меня это не заботит, так как брань — лишь признак слабости»[278]. После пресс — конференции Бос стал всё чаще появляться в немецкой прессе. Британцы внимательно следили за этим и были обеспокоены попытками Боса добиться устранения презрительных замечаний об Индии из Mein Kampf.

Таким образом, в 1942 г. Бос и Ганди впервые сблизились и по тактике, и по целям. Своими бесконечными обещаниями британцы толкали умеренное руководство Конгресса в сторону позиции Боса. В апреле Ганди написал проект радикальной резолюции Рабочего комитета ИНК с призывом к британцам покинуть Индию. По содержанию, а местами и по языку этот проект перекликался с взглядами Боса. Махатма заговорил совершенно не характерными для него выражениями «открытое восстание» и «анархия».

Через четыре дня после беседы Боса с Гитлером Риббентроп обсудил его возвращение в Азию с японским послом Осимой. Оказалось, у японцев свои планы. Осима сообщил, что его правительство «пытается сейчас установить связь с Ганди и повлиять на него в его политических решениях»[279]. Происходящее в Индии японцам в самом деле как будто благоприятствовало.

8 августа 1942 г. Конгресс принял смягчённую версию антибританской резолюции, но даже в этих условиях всю страну тряхнуло небывалое массовое движение под категоричным лозунгом «Вон из Индии!». Оно вошло в историю как «августовская революция» и стало крупнейшим выступлением гражданского населения страны со времени восстания 1857–1859 гг. Хотя началось движение призывом к сатьяграхе, рамки ненасилия оно быстро переросло, и к концу 1943 г. оказалось повреждено или сожжено 208 полицейских участков, 749 зданий государственных учреждений и 332 железнодорожные станции, пущено под откос 66 поездов[280]. Чтобы переломить ситуацию, Раджу потребовался весь аппарат принуждения. 20 марта 1943 г. военный секретарь министерства по делам Индии генерал — майор сэр Роберт Локхарт (1893–1981) конфиденциально сообщил начальнику имперского Главного штаба и директору военных операций: «До окончания войны и, вероятно, ещё какое — то время после неё Индию следует рассматривать как оккупированную и враждебную страну»[281]. В условиях военного времени, когда немцы с итальянцами были на подступах к Александрии, а японцы — к Индии и Австралии, британцы церемонились с индийскими националистами ещё меньше, чем когда — либо. По неофициальным данным, от 4 тыс. до 10 тыс. национальных активистов они перебили, а более 60 тыс. арестовали, побросав 18 тыс. из них в тюрьмы[282]. Бос, конечно, поддержал повстанцев и передавал по радио подробные советы о том, как бороться эффективнее. Одним из его советов соотечественникам было слушать радиопередачи полковника Бриттона[283] из Европейской службы Би — би — си с рекомендациями о том, как вести саботаж в оккупированной Европе, и применять эту тактику в родной Индии[284].

По мнению многих историков, да и современников, включая личного представителя президента США в Индии (1942–1943) Уильяма Филипса, если бы японцы воспользовались тем, что англо — индийская армия отвлечена на восстановление внутреннего порядка, в Индии мог бы повториться сценарий Малайи и Бирмы (вспомним страхи геополитика Дж. Р. Сили). Однако японцы считали, что Ганди выступил преждевременно, и ещё взвешивали, выгодно ли им перевезти Боса в Азию. Добро на его приезд они дали как раз лишь в августе 1942 г., потеряв надежду договориться с Конгрессом. Не надо забывать и того, что, будучи антибританской, цель движения «Вон из Индии!» не была прояпонской: непосредственной причиной этого всплеска насилия со стороны индийцев было отчаянное желание не дать мировой войне перекинуться на их страну. Вице — король Уэйвелл в самом деле подготовил план обороны Индии от японского вторжения, полагаясь на тактику «выжженной земли». В частности, был разработан план эвакуации Калькутты и разрушения её мостов и крупных промышленных предприятий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное