Читаем De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II полностью

Не в восторге от его приезда было и правительство «независимой» Бирмы во главе с Ба Мо. Одно дело, когда индийский лидер наезжал в страну с визитами, другое — когда перенёс сюда резиденцию своего правительства. У индо — бирманских отношений сложная история: когда Бирма по итогам трёх англо — бирманских войн XIX в. вошла в состав Британской империи и была административно включена в Индию, в страну хлынули индийские кули, которые вызвали недовольство коренных жителей дешевизной рабочей силы, а также ростовщики, которых не любят нигде и никогда. Уже в конце 1920‑х гг. межэтническая напряжённость вылилась в кровавые столкновения, и неслучайно с бегством британцев из Бирмы страну покинули и 400 тыс. индийцев[352]. Приезд Боса означал нежелательную для правительства Ба Мо политическую активизацию индийской общины страны; к тому же Бирма оказывалась на передовой схватки двух империй — Японской и Британской. В довершение всего бирманские лидеры, верно, опасались, не захочет ли огромный западный сосед после освобождения от британской власти вернуть их страну в свой состав.

Как прежде Бос отстаивал самостоятельность ИНА на уровне командования в Юго — Восточной Азии, теперь ему пришлось это делать на уровне фронта. Командующий Бирманским фронтом генерал Кавабэ Масакадзу (1886–1965) тоже собирался отвести ИНА вспомогательную роль пропаганды и разведки. Бос настаивал на том, что индийская армия должна сохранять свою идентичность и не развёртываться частями менее батальона. По замыслу Нетаджи, ИНА, пусть численно и уступая японской армии, должна была восприниматься как головной отряд вторжения в Индию. Он утверждал, что первой каплей крови, пролитой на индийской земле в ходе наступления, должна быть капля крови солдата ИНА. Тогда вторжение действительно будет освобождением.

Бос и Кавабэ спорили несколько часов, и наконец японский генерал уступил: бригада имени Субхаса не дробилась на подразделения мельче батальона. Бос, со своей стороны, согласился, чтобы один батальон ИНА участвовал в бою с дивизией, переброшенной британцами из Западной Африки, а два других охраняли стратегические пути в холмах Чин. К сожалению, некоторые историки, описывая отношение японских властей к Босу, нередко отказывают японцам в способности проявлять какие — либо человеческие чувства и полностью игнорируют эмоциональный фактор. Между тем не все милитаристы были жестоки, а были среди них и такие, кто спасал жизни гражданского населения оккупированных стран вопреки приказам и с риском для себя[353]. Генерал Кавабэ уважал Боса и чувствовал некую ответственность перед ИНА.

Индийцы начали показывать себя в деле: благодаря разведке и операциям части майора Л. С. Мишры 55‑я японская дивизия в феврале 1944 г. сумела поймать в ловушку 7‑ю англо — индийскую дивизию на восточном склоне хребта Майю. Так ИНА получила боевое крещение. И всё же для японского командования она оставалась неопытной партизанской армией.

Кроме ключевого вопроса о роли ИНА на фронте имелись и другие спорные моменты с японцами. Одним из них была проблема статуса: кто должен приветствовать друг друга первым — индийский офицер японского или наоборот? Хотя ИНА была сформирована всецело милостью японцев, Бос настаивал, что она — армия союзного Японии суверенного государства. Был достигнут компромисс: решили, что офицеры будут приветствовать друг друга одновременно. Другим спорным моментом были военные законы. Если армии всех сателлитов Японии признавали её военное право, то Бос согласился, что японцы вправе осуществлять весьма ограниченную власть в особых случаях. Работать с ним оказалось трудно не только дипломатам Райха, но и командованию Японии.

Импхальская операция не была первой стадией плана по захвату Индии. Цель операции была скромной, тактической — перерезать ангао — американские линии снабжения из Индии войск Чан Кайши во внутреннем Китае, чтобы покончить с ним[354]. Ещё в декабре 1943 г. военно — морской атташе в Берлине (1940–1943) вице — адмирал Номура Наокуми на переговорах с начальником оперативного штаба верховного главнокомандования вермахта (1939–1945) генерал — лейтенантом Альфредом Йодлем неохотно признал, что для столь масштабной операции, как оккупация всей Индии, у Японии нет ни войск, ни техники[355]. На Тихом океане Японию всё сильнее теснили США, и в материковой Азии она уже переходила к оборонительной «континентальной стратегии». Другой целью Импхальской операции было нанести британцам превентивный удар, чтобы отбить охоту начать отвоевание Бирмы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное