Deaf-Blind Reality

Я не думаю, что мои родители отрицали это, но они были людьми со слуховой культурой, поэтому для них было естественным настаивать на стратегии восстановления моего слуха. Я не возражал против этого; я тоже был человеком слышащей культуры. Я хотела слышать. Проблема заключалась в том, что слуховые аппараты мне не подходили, и никто не слушал меня и не верил мне, когда я пыталась объяснить это. "Она просто подросток", - говорили они. Эти слова преследуют меня. Специалисты в Кентском университете сказали моим родителям, что они должны подтолкнуть меня к использованию слуховых аппаратов и тренировке навыков слушания. Они сказали, что слуховые аппараты будут работать, если я буду стараться их использовать. Они убеждали моих родителей, что я просто тщеславен и не хочу выглядеть не так, как другие дети. Что могли сделать мои родители? Для них все это было так ново. А тут еще этот великий специалист неправильно посоветовал им, как поступить в данной ситуации. Они поверили, что получают правильный совет, и последовали ему.

Я был несчастен. Я не мог слышать. То, что начиналось как легкая потеря слуха, за три года превратилось в глубокую потерю. Но мне не разрешали учить язык жестов. Специалисты говорили, что это сделает меня ленивым, и я не буду стараться слушать.

Каждую неделю я посещала слуховую терапию. Терапевты стояли позади меня и говорили, так что я не мог читать по их губам. Я даже не мог слышать их голоса, не говоря уже о том, чтобы повторять их слова. И все это время они ругали меня за лень, за то, что я не пытаюсь слышать, за то, что я слишком тщеславен, чтобы носить слуховые аппараты. Я "просто был подростком". Мои родители следовали своим указаниям. Они заставляли меня носить слуховые аппараты - или пытались это делать. Они постоянно давили. Они использовали небольшой шантаж: "Если ты хочешь пойти в торговый центр, ты должна надеть слуховой аппарат". Мы часто ссорились. Я как можно чаще оставалась в своей комнате. Однажды мама вставила один из моих слуховых аппаратов в ухо и сказала, что поражена тем, что может слышать разговоры людей на улице. Никто не понимал, что, когда я носил их, я слышал только ужасные трески и помехи. Я не получал от них ничего толкового.

Оглядываясь назад, я бы сказал, что мои родители отреагировали нормально и здраво. Они горевали, а затем смирились с новостями. Они обратились за профессиональной помощью и последовали полученным рекомендациям, даже если это были неправильные советы. Жаль только, что они не выслушали меня о том, что происходит. Когда я стал взрослым, у меня появился шанс доказать свою правоту, и все поняли, как ошибались на мой счет.

Кристиан С. Шинабергер

Когда в возрасте восемнадцати месяцев отец понял, что у меня проблемы со зрением, мама сначала не хотела в это верить. Но после того как врачи обнаружили катаракту и удалили ее, а в результате операции у меня развилась глаукома, она поняла, что со временем я ослепну. Она решила показать мне все, что можно, пока у меня еще есть зрение. Она водила меня в парки и позволяла мне смотреть и трогать вещи. Она продолжала делать то же самое, когда мы вернулись в Соединенные Штаты после нескольких лет, проведенных в Германии.

Родители подарили мне очень толстые очки. Кажется, у меня было две пары. Одна была для ближнего зрения, другая - для дальнего. Они купили мне маленький красный трехколесный велосипед, голубую педальную машину с шагающей балкой и голубую повозку. Я тянул повозку вместе с трехколесным велосипедом, а моя сестра каталась в ней. Но вскоре мое зрение ухудшилось настолько, что очки уже не помогали. К шести годам я полностью ослепла.

Но слуховой аппарат мне купили только во втором классе. Родители были озабочены моими проблемами со зрением и не заметили, что у меня также есть некоторые проблемы со слухом.

Думаю, моя семья делала все возможное, чтобы справиться со мной и моими недостатками. Мой отец не принимал личного участия в моем детстве. Он был хорошим кормильцем и помогал во время операций. То, что он был врачом, очень помогло мне в этом плане. Но мама принимала более активное участие в моей жизни. Именно она занималась поисками, например, нашла учителя, который начал бы учить меня шрифту Брайля, когда я ходила в детский сад. Она также была изобретательна. Например, когда она хотела научить меня плавать в пластиковом бассейне на заднем дворе, а соседские собаки постоянно рвали его, она купила металлическое корыто, чтобы использовать его в качестве бассейна для круга.

Влияние отца на мою жизнь и наша дружба по-настоящему развились только в старших классах. Он был слишком занят "врачеванием" и фантазиями, чтобы проводить со мной много времени, когда я был маленьким.