Дебаты о мирах. Спорные нарративы глобальной современности и мирового порядка

Но что именно представлял собой советский нарратив? Далее я попытался разобраться в том, что по любым меркам представляло собой сложную смесь порой совершенно противоречивых идей. Обсуждение начинается с того, что было главным в этом повествовании: Марксизм и его более поздние итерации в сталинизированной форме "ленинизма". Мы также рассмотрим огромные изменения, произошедшие в СССР в результате индустриализации и глобальной войны. Мы также изучим значение холодной войны и то, почему выход из нее оказался для СССР столь затруднительным. В свою очередь, мы рассмотрим "забытые успехи" СССР в 1950-е и 1960-е годы, а затем изучим, что произошло в 1980-е годы, когда система (а вместе с ней и созданный ею нарратив) распалась.

Наконец, в главе будет рассмотрено немаловажное наследие советского нарратива. Как мы будем утверждать, даже если советской системы больше нет, часть антиамериканского и антизападного дискурса, который она отстаивала до 1989 года, продолжает формировать глобальный дискурс. Действительно, в условиях конкуренции между Россией и Китаем, с одной стороны, и либеральным Западом - с другой, быстро обретающей форму в тени войны на Украине, этот нарратив приобретает все более значимую форму. СССР, возможно, больше нет, но некоторые идеи, порожденные им до того, как он покинул сцену истории, продолжают жить. Марксизм объяснил все доселе необъяснимые вопросы и проблемы, привел в строго научную и логическую систему решение этих вопросов, которые таким образом были подняты до уровня подлинно научной теории.

 

Часто отмечалось, что реалисты чувствуют себя интеллектуально комфортно, когда речь заходит о силе, но очень слабо понимают идеи и силу идей. Отчасти это может помочь объяснить, почему реалисты так и не смогли до конца понять, что двигало СССР, кроме самой главной цели - достижения безопасности в небезопасном мире. Материальные возможности - вот что имеет значение, когда дело доходит до понимания внешней политики государств, а не идеологии, как считают реалисты. Действительно, по мнению самого влиятельного послевоенного реалиста Ганса Моргентау, мы должны избегать того, что он назвал "философскими или политическими симпатиями", при понимании того, что делают нации. Интересы, а не убеждения, формировали и формируют политику наций, в том числе, по определению, политику как Советского Союза, так и Соединенных Штатов после Второй мировой войны.

Однако пытаться объяснить Советский Союз без ссылок на марксизм примерно так же полезно, как пытаться понять папство без католицизма. Действительно, как и католицизм (но без веры в будущее или Бога), марксизм был мощной системой убеждений, которая еще до Ленина и русской революции привлекла тысячи людей под свои знамена. Был ли Маркс "величайшим живым мыслителем" всех времен, несомненно, захотят оспорить его многочисленные критики. Тем не менее, они вряд ли смогут отрицать его достижения, которые после почти пятидесяти лет интенсивного изучения, перемежавшегося с короткими вспышками революционной активности от Брюсселя до Парижа, позволили ему построить нечто близкое к мировоззрению. Оно объединяло критическую по-литическую экономику капитализма, аргументы в пользу революции, теорию истории, призванную показать, что капитализм - это всего лишь перевалочный пункт на пути к социализму, и, наконец, грубое и готовое видение того, как может выглядеть сам социализм. Конечно, было много дискуссий о том, что Маркс подразумевал под социализмом; и неудивительно, что советские теоретики, в частности, всегда любили подчеркивать, что поскольку Маркс не был "утопистом", он никогда не создавал чертежей того, как может выглядеть будущее социалистическое общество. Но, как показал Бертелл Оллман, его идеи можно собрать воедино, и становится ясно, что Марксово видение будущего общества имеет лишь формальное сходство с тем, что в итоге появилось в Советском Союзе.

Действительно, почти с момента прихода большевиков к власти в 1917 году им постоянно приходилось защищать свои действия от обвинений, неизменно выдвигаемых против них другими левыми, в том, что они отклоняются от основ марксизма. Даже захват власти в отсталой стране, где рабочий класс был в меньшинстве, казалось, противоречил марксистскому учению. Прошло несколько лет, и советское руководство столкнулось с еще одной дилеммой: как оправдать идею "социализма в одной стране", не отказавшись от идеи мировой революции. Воплощение идеи социализма в одной стране в материальную реальность привело к еще большей идеологической перестройке, поскольку режим взял курс на преобразование экономики, но ценой огромных человеческих жертв. Наконец, по мере того как Сталин навязывал свою железную хватку обществу на протяжении 1930-х годов, режим был вынужден снова объяснять тот факт, что по мере приближения СССР к бесклассовому социалистическому обществу, государство становилось все более репрессивным.