Дебаты о мирах. Спорные нарративы глобальной современности и мирового порядка

Несмотря на разочарование османской элиты в неудачах своей стратегии защиты суверенитета с помощью европейского международного права, вплоть до начала Первой мировой войны османское правительство воздерживалось от продвижения антиимпериалистической и антиевропейской концепции халифата. Османская элита могла использовать несколько других нарративов для своей легитимности, таких как идеал цивилизованной империи или право наций в Европе. Но когда османское правительство вступило в Первую мировую войну на стороне Германской империи, и османские, и немецкие лидеры решили прагматично воспользоваться моральными претензиями и силой панисламистского общественного мнения и нарративов и объявили священную войну союзным империям в ноябре 1914 года. Османский призыв к геополитическому джихаду приглашал колонизированных мусульман к восстанию против Британской, Французской и Российской империй от имени халифата, одновременно заявляя о необходимости уважать суверенитет каждой нации или королевства, включая Персию и Афганистан. Мусульмане под властью Франции, России и Великобритании отвергли этот османский призыв к священной войне и служили своим империям в качестве солдат. Здесь следует отметить, что пресловутое османское провозглашение джихада было объявлено в контексте прочного официального союза с Германской империей, который рассматривался как знак принадлежности Османской империи к европейскому клубу империй. Таким образом, политика Османской империи во время Первой мировой войны иллюстрирует, как средняя держава может использовать несколько нарративов одновременно, синтезируя их, утверждая, что она принадлежит к Европе и поддерживает истинное международное право, одновременно объявляя европейские империи в Азии порочными и несостоятельными. Османское использование халифата в качестве инструмента ведения войны во время Первой мировой войны усилило антиосманскую расизацию как в Европе, так и в Америке, османы изображались как "ужасные турки", представляющие худшие милитаристские аспекты ислама.

После поражения османо-германской кампании в Первой мировой войне, по иронии судьбы, панисламизм продолжал использоваться для революционной дипломатии более эффективно бывшими лидерами младотурок и турецкими националистами в контексте большевистской революции и подъема вильсонианства. Большевистская революция дала более раннему социалистическому повествованию о мире более сильную государственную поддержку. Большевики продвигали нецивилизационный универсалистский нарратив, основанный на классовой борьбе. Но на ранних этапах революции, с 1918 по 1922 год, большевистские лидеры сами надеялись воспользоваться революционным потенциалом панисламской критики европейского империализма и претендовали на то, чтобы говорить от имени угнетенных мусульман и восточных народов, вступая в союз с османскими лидерами времен Первой мировой войны, которые после поражения находились в изгнании в Европе.

Официальный меморандум османского правительства на Парижской мирной конференции утверждал, что в соответствии с принципами Вильсона в Анатолии будет править большинство турок, но при этом подкреплял это утверждение аргументами в пользу цивилизованности мусульман и совместимости ислама с европейскими ценностями.

Османский меморандум был отвергнут великими державами с тезисом, что мусульманские лидеры Османской империи демонстрировали нецивилизованное и неевропейское поведение азиатов, и поэтому не заслуживали самоопределения. Используя аналогичный европоцентристский аргумент о цивилизации, Британская империя поощряла и санкционировала вторжение Греческого королевства в западную Турцию в мае 1919 года. Статья 142 Севрского договора, завершившего войну союзных держав с Османской империей, подписанного в августе 1920 года, описывала Османское государство как террористическое государство, подтверждая антимусульманский нарратив европейского цивилизационного превосходства.