Дебютная постановка. Том 2

К коллегам из своего райотдела обращаться тоже не светило. Все знали, где работает Николай Андреевич, и, хотя Юрий впахивал наравне со всеми и никогда ни единым словом или поступком не давал понять, что может выторговать для себя какие-то привилегии, все равно ему постоянно казалось, что на него то и дело косо посматривают. Ему даже очередное звание задерживают уже на целых полгода, старшим лейтенантом Губанов должен был стать еще в августе, когда миновало два года с момента присвоения предыдущего звания. Представление от начальника ушло наверх с задержкой всего на пару месяцев, однако в управлении кадров, в отделе по присвоению званий, отчего-то не торопились рассматривать бумагу и включать лейтенанта Губанова в приказ. Похоже, ждали, когда сам Губанов-старший позвонит, даст повод навести мосты или что… Но Николай Андреевич никому звонить не собирался. «Терпи и жди, – сказал он сыну. – Если за тобой грехов нет, то все будет. Конечно, впоследствии какой-нибудь придирчивый кадровик обязательно поинтересуется, почему тебе звание задержали. Это неприятно, понимаю. Тебе приходится платить фактически за мою должность. Зато твоя совесть будет чиста: никаких благ «по звонку» ты не получал».

Наверное, можно задать вопросы Гоге Телегину. Гога трудится в городском ОБХСС на Петровке, с Люблинским районом не связан, контактов у него великое множество, и он не откажется помочь. После знакомства на Книжной ярмарке в 1977 году они сдружились, часто бывали друг у друга дома, выпивали (разумеется, более чем умеренно и под хорошую закусь). Отцу Телегин нравился. «Умница и интеллигент, – одобрительно говорил Николай Андреевич. – Вот именно таких ребят я и мечтал взращивать в наших высших школах».

Реабилитацию Славкиного отца Юра считал своим сугубо личным делом и с Гогой не делился. Однако теперь, по-видимому, придется.

Гога с удовольствием согласился приехать к Губанову домой «на чашку грузинского вина». Грузинское вино действительно было, хорошее, белое, коллега отца привез в подарок из командировки в Тбилиси. Юра сгонял в магазин, купил белого хлеба, сыру, хотел еще колбасу взять, но в витрине колбасного отдела одиноко грустили только бледные полукружья «ливерной». Предлагать такое гостю даже неловко. Зато в «кулинарном» прихватил пожарские котлеты, взял побольше, чтобы и им с Гогой поесть, и отцу на ужин осталось.

Он побаивался, что Телегин обидится и начнет выговаривать, мол, мы столько времени общаемся, а ты ничего не рассказывал, какой же ты друг после этого и все такое. Но Гога, против ожиданий, воспринял откровения младшего товарища спокойно и без малейшего упрека, наоборот, с полным пониманием.

– Слушай, ты молодец! Я, честно говоря, относился к тебе как к начинающему, вроде как опекал, покровительствовал, ты ж совсем зеленый был, когда мы познакомились, а ты, оказывается, куда старше, чем кажешься. Умеешь хранить секреты и молчать годами. Так в чем теперь проблема?

– Хочу понять, что делать дальше. Времени до конца отпуска – кот наплакал, хочется использовать его максимально эффективно. Что посоветуешь?

Телегин призадумался.

– Что у тебя есть? Показания бывшей жены Левшина и показания спортсменки. Сокамерник Левшина – мимо, начальник оперчасти – туда же. Всего две улики, да и те косвенные. Не прокатит. Но если Левшин действительно был в дачном доме Астахова, то его пальчики должны были там засветиться.

– На упаковке от лекарства и на блюдцах со свечками ничего не нашли. На фотографии и на записке тоже. Скорее всего, он был в перчатках.

– Но не все же время, – возразил Гога. – Представь: лето в разгаре, жара, а он является в дом к Астахову в кожаных или в медицинских перчатках? Ерунда! Перчатки он надел уже потом, когда начал осуществлять преступный замысел. А до этого они с Астаховым выпивали, беседовали. Левшин же должен был набросать таблеток в бутылку и убедиться, что Астахов все выпил, так что сидели они за рюмкой водки как минимум час. И Левшин много к чему в доме прикасался за это время. Да, где-то он свои следы подтер, но не всюду. Просто нереально, чтобы человек в подпитии мог точно вспомнить, где и что он трогал. А он ведь точно был нетрезвым, это твоя спортсменка подтверждает. Ты говоришь, эксперты сработали добросовестно?

Юра кивнул.

– Да, кажется, это единственный участок расследования, где все было сделано как надо. Взяли огромное количество образцов, потом сличали с отпечатками всех гостей. Осталось несколько образцов, которые не удалось идентифицировать, то есть они не принадлежали ни Астахову, ни гостям той вечеринки, ни помощнице по хозяйству, которая приходила убираться. Некоторые из этих неустановленных потом привязали к Виктору Лаврушенкову, остальные так и остались безымянными.

– И много этих безымянных?

– Штук шесть-семь, насколько я помню.

– Конверт с изъятыми на месте образцами в деле есть?

– Есть.

– В архив сможешь снова прорваться?