Дебри

— Да-а, — сказал он, и глаза его блеснули. — Ты ведь никогда не снимаешь подштанники. Вот именно, даже когда моешься. Но должна же быть причина. И как всякий безмозглый ниггер, ты не сообразил, что кто-то может до этого додуматься. Так вот, я додумался. Я знаю, что янки делают с такими, как ты.

Длинная, как у паука, правая рука Джеда Хоксворта вытянулась, двумя пальцами ухватила старенькие серые кальсоны за пояс и дернула, пуговицы разлетелись по комнате. Отпущенные кальсоны упали.

На правом бедре негра, грубо морщиня темную и гладкую поверхность кожи, светлело выжженное клеймо. Большая буква "Д".

С тупым, болезненным удивлением негр разглядывал отметину на собственном теле, как будто впервые увидел, как будто ждал, что вскоре она смертельно разрастется.

— Знаешь, что это такое? — спросил Джед Хоксворт, обернувшись к Адаму. — Насколько я понимаю, твой достойный ученик в состоянии прочесть эту букву. "Д" — это дрянь. "Д" — это дерьмо. Вот как прозвали его янки. Вот как они окрестили солдата, который ни черта не стоит. Никчемного дезертира.

Джед коротко рассмеялся.

— Н-да, — сказал он, злобно поворачиваясь к негру и тыча в него пальцем. — И эти отметины на спине. Небось, это вовсе не жестокий плантатор тебя так располосовал. Небось, это тоже янки.

— Нет! — вырвалось у Моиса Толбата. Теперь звук получился. Губы задвигались, и исторгли слова: — Нет, клянусь Господом Всемогущим, клянусь...

Он замолчал. Джед Хоксворт, качая головой, кисло улыбался из далека своего недоверия. Потом произнес:

— Ложитесь-ка спать. Вставать рано. Отчаливаем с первыми лучами. Я хочу поскорее убраться отсюда. Слышите?

Ухмылка исчезла с его лица. На её месте постепенно проявилось отвратительное, жалкое выражение.

— Хватит трепаться попусту, — заговорил он. — Теперь пойдут одни расходы. Пока не соединимся снова с армией. А вы двое — теперь вы будете экономить. Теперь придется искать, чем нам заняться. Вам заняться. Пока мы не обанкротились. Пока я не разорился. Пока я...

Он уже не смотрел на Моиса. И на Адама не смотрел. Поток слов оборвался. Потом Джедин Хоксворт почти бесшумно шагнул к двери, наклонился и вышел.

Адам очень медленно повернулся и оказался лицом к лицу с Моисом Толбатом. Тот понуро стоял, вцепившись в кальсоны.

— Это неправда, — проговорил он пересохшими губами.

Взгляд Адама поневоле скользнул на то место, где была буква "Д", как будто он мог увидеть её сквозь одежду. Проследив за его взглядом, взгляд негра в отчаянии вернулся к лицу Адама.

— Нет, — сказал он. — Нет, я имел в виду спину. Те подонки — это были не янки. Это произошло в Джорджии.

Он опустился на стул, придерживая кальсоны. Ночь была теплая, почти летняя, но он дрожал.

Адам посмотрел на него сверху вниз. Он вдруг почувствовал себя неимоверно усталым.

Моис поднял на него глаза.

— Ты должен мне верить, — вырвалось у него. — Должен!

— Давай спать, — сказал Адам, отворачиваясь. — Давай попробуем уснуть.

— Ты должен мне верить! — выкрикнул Моис, крик вырвался из его груди.

Адам посмотрел на него сверху вниз.

— Я верю, — выдавил он из себя.

И начал раздеваться. Приготовился ко сну. Ни разу больше не взглянул он на сидящего на стуле человека. Но слышал его дыхание.

Он забрался на лежанку и уставился на брезентовый потолок хижины. Утром, при первых серых проблесках зари, они снимут брезент и скатают в рулон. Он подумал о пустой хижине, открытой небесам и непогоде, ночи и дню, как тело, из которого ушла жизнь. Нет, как скелет, с которого сошла плоть, одинокий, брошенный среди неоглядных просторов земли. Блуждая, взгляд его зацепился за маленький ранец на полке около печной трубы, рядом с масляной лампой, так и не погашенной. Жаль, что он не умеет молиться. Что ж, по крайней мере, сегодня он попытался, угрюмо подумал Адам. И закрыл глаза.

— Я не виноват, — говорил голос Моиса Толбата... Моиса Крофорда.

Адам молчал.

— Я, — говорил голос, — я хотел воевать.

— Давай не будем разговаривать, — сказал Адам, не открывая глаз. И услышал, как жалок его голос. Как будто горло сдавило петлей.

Потом услышал движение. Это погасили лампу. Он ждал, когда скрипнет соседняя койка. Скрипа все не было. Потом услышал в темноте дыхание. Наверное, он так и сидит на табурете, подумал Адам. Перестать бы наконец прислушиваться к этому дыханию. Потом он опять услышал голос.

— Я, — сказал в темноте голос, — я мог воевать не хуже их.

— Пожалуйста, не разговаривай, — сказал Адам. Ему пришлось сделать усилие, чтобы протолкнуть звуки сквозь петлю, стягивающую горло.

Тишина простояла недолго. Потом:

— Я мог научиться держаться на лошади. Я мог научиться стрелять. Хоть они и платят неграм только половину жалованья белого солдата. Я сражался бы и за половину. Но нет, меня не стали учить воевать.

Потом:

— Они отобрали нас. Цветных.

Потом:

— И заставили копать.

Потом:

— Копать здоровенные ямы под сортиры. А потом закапывать, когда ямы наполнятся. Выкорчевывать пни. Выворачивать камни. Прокладывать дороги. Копать под дождем. Копать под снегом. Копать.

Потом:

— Это единственное, на что годен негр. Копать.