Читаем Дебри полностью

Упорядочить управление требовалось сразу по двум принципам: отраслевому и территориальному. Отраслевой принцип – создание Коллегий (министерств). Территориальный – создание губерний. Пётр решил начать с территорий. 18 декабря 1708 года он издал указ об учреждении восьми больших губерний: Ингерманландской (Санкт-Петербургской), Московской, Киевской, Смоленской, Архангелогородской, Казанской, Азовской и Сибирской. Смысл был в том, чтобы перенести власть на места. Когда воля царя доводится до исполнителей только через несколько недель, невозможно контролировать ситуацию. Пусть нужные решения оперативно принимают губернаторы, а губернаторами надобно назначить самых умных и надёжных сподвижников. Однако следует обязать их править по правилам и время от времени проверять с острасткой, чтобы не распоясались.

Сибирская губерния оказалась самой большой в России. Столицей стал город Тобольск. Губерния делилась на три неравные части. Первая часть – «поморские города»; их было пять, и они жили на правах городов Русского Севера. Вторая часть – Вятка с «пригородами»; здесь тоже было пять городов. Третья часть – девятнадцать «сибирских городов» (среди них Верхотурье, Тюмень, Тобольск, Берёзов, Сургут, Томск, Иркутск и Якутск). Такие города, как Обдорск, Туруханск, Верхоянск, Селенгинск или Албазин, были сочтены острогами, то есть военными поселениями.

В 1710 году Пётр провёл первое собрание губернаторов, на котором обсуждали бюджет, сформированный по данным за 1705–1707 годы. В 1711 году состоялось второе собрание, когда обсуждали результаты изменений и вновь составляли бюджет. Более-менее система губернаторского управления оформилась к 1712 году. Пётр не выдумал её сам, а взял за образец Швецию.

Губернаторы подчинялись Сенату. В Петербурге и Москве сидели губернские комиссары: они принимали и отсылали в губернии указы и повеления. Губернатор руководил административными, полицейскими и финансовыми учреждениями губернии, судом и войсками. У губернаторов были канцелярии с дьяками (их стали называть секретарями) и подьячими (канцеляристами, подканцеляристами и копиистами). При канцеляриях служило по 20–30 дворян для поручений и посылок. Порядок работы губернских канцелярий был определён к 1714 году. Те, кого решения канцелярий не удовлетворили, могли жаловаться в коллегии или Сенат.

Ближайшим помощником губернатора был вице-губернатор (как при старшем воеводе – младший). Другие помощники контролировали свои отрасли власти. Ландрихтер заведовал судебными делами. Обер-комендант командовал войсками и гарнизонами. Обер-провиантмейстер отвечал за продовольствие. Обер-комиссар (рентмейстер) ведал налогами и финансами. Казну хранили в особом здании – в рентерее, которой руководил камерирер. Правопорядком в городах занимались местные полицмейстерские конторы. Непосредственное «текущее» управление осуществляла земская контора; у неё был свой бухгалтер-рентмейстер и штат земских комиссаров. Земская контора подчинялась губернской канцелярии. Эта бюрократическая система была жёстко отчуждена от народа и не имела ничего общего с местным самоуправлением. Пётр строил полицейское государство, империю.

Система не заботилась о благе регионов, её целью было выкачивание средств. И проблема заключалась в том, что на полицейское государство у Петра не хватало денег. Народовластие оплачивается местной экономикой и прорастает в народ демократическими институтами. А государство Петра не оплачивалось ничем: поначалу чиновники, и даже губернаторы, вообще не получали жалованья. Они, как в старину, «кормились от дел», и полицейское государство прорастало в народ кумовством, взятками и поборами. Пётр наступил на те грабли, которые били по лбу всем русским царям.

В 1715 году государь запретил «кормление» и назначил чиновникам зарплату, но вектор уже был задан, и телега не выскочила из колеи. В бюрократическом государстве чиновники обрели небывалое могущество. Аристократия никуда не исчезла и по-прежнему не видела для себя никакой социальной миссии, кроме обирания народа по праву благородной крови. А народ привычно раболепствовал и с поклоном нёс начальству «приношения в почесть». Гражданственность так и осталась частным делом энтузиастов.

Никакое простодушное воеводское «лихоимство» XVII века не могло сравниться с регулярной коррупцией петровского абсолютизма. Пётр понимал это – и в губернской реформе приравнял казнокрадство к государственной измене. «Объявлять» о нём теперь дозволялось страшной формулой «слово и дело!». Кстати, именно в это время в юридическом словаре России появился термин «преступление». Но чиновничьи аппараты губерний превратились в неуязвимые машины по извлечению доходов из власти. Реформа оказалась непродуманной, половинчатой, и Пётр продолжал её совершенствовать, однако главный изъян устранить было невозможно: где нет свободы личности, там восторжествует свобода корысти.

Фаворит тирана

История князя Гагарина

Перейти на страницу:

Все книги серии Новый Алексей Иванов

Ненастье
Ненастье

«2008 год. Простой водитель, бывший солдат Афганской войны, в одиночку устраивает дерзкое ограбление спецфургона, который перевозит деньги большого торгового центра. Так в миллионном, но захолустном городе Батуеве завершается долгая история могучего и деятельного союза ветеранов Афганистана — то ли общественной организации, то ли бизнес‑альянса, то ли криминальной группировки: в «лихие девяностые», когда этот союз образовался и набрал силу, сложно было отличить одно от другого.Но роман не про деньги и не про криминал, а про ненастье в душе. Про отчаянные поиски причины, по которой человек должен доверять человеку в мире, где торжествуют только хищники, — но без доверия жить невозможно. Роман о том, что величие и отчаянье имеют одни и те же корни. О том, что каждый из нас рискует ненароком попасть в ненастье и уже не вырваться оттуда никогда, потому что ненастье — это убежище и ловушка, спасение и погибель, великое утешение и вечная боль жизни».Алексей Иванов

Алексей Викторович Иванов

Современная русская и зарубежная проза
Вилы
Вилы

«Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный», – написал Пушкин в «Капитанской дочке»… и убрал из романа главу с этими словами. Слова прекрасные, но неверные. Русский бунт вовсе не бессмысленный. Далеко не всегда беспощадный. И увидеть его – впечатление жестокое, но для разума и души очистительное.Бунт Емельяна Пугачёва сотрясал Российскую империю в 1773–1775 годах. Для России это было время абсолютизма и мирового лидерства. Но как Эпоха Просвещения породила ордынские требования восставших? В пугачёвщине всё очень сложно. Она имела весьма причудливые причины и была неоднородна до фантастичности. Книга Алексея Иванова «Вилы» – поиск ответа на вопрос «что такое пугачёвщина?».Этот вопрос можно сформулировать иначе: «а какова Россия изнутри?». Автор предлагает свою методику ответа: «наложить историю на территорию». Пройти сейчас, в XXI веке, старинными дорогами великого бунта и попробовать понять, кто мы такие на этой земле.

Александр Яковлевич Яшин , Алексей Викторович Иванов

Публицистика / Советская классическая проза
Пищеблок
Пищеблок

«Жаркое лето 1980 года. Столицу сотрясает Олимпиада, а в небольшом пионерском лагере на берегу Волги всё тихо и спокойно. Пионеры маршируют на линейках, играют в футбол и по ночам рассказывают страшные истории; молодые вожатые влюбляются друг в друга; речной трамвайчик привозит бидоны с молоком, и у пищеблока вертятся деревенские собаки. Но жизнь пионерлагеря, на первый взгляд безмятежная, имеет свою тайную и тёмную сторону. Среди пионеров прячутся вампиры. Их воля и определяет то, что происходит у всех на виду."Пищеблок" – простая и весёлая история о сложных и серьёзных вещах. Есть дети как дети – с играми, ссорами, фантазиями и бестолковостью. Есть пионерство, уже никому не нужное и формальное. А есть вампиры, которым надо жить среди людей, но по своим вампирским правилам. Как вампирская мистика внедряется в мёртвые советские ритуалы и переделывает живое и естественное детское поведение? Как любовь и дружба противостоят выморочным законам идеологии и вампиризма? Словом, чей горн трубит для горниста и под чей барабан шагает барабанщик?»Алексей Иванов

Алексей Викторович Иванов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дебри
Дебри

Роман Алексея Иванова «Тобол» рассказывает о петровской эпохе в истории Сибири. В романе множество сюжетных линий. Губернатор перестраивает Сибирь из воеводской в имперскую. Зодчий возводит кремль. Митрополит ищет идола в чудотворной кольчуге Ермака. Пленный шведский офицер тайно составляет карту Оби. Бухарский купец налаживает сбыт нелегальной пушнины. Беглые раскольники готовят массовое самосожжение. Шаман насылает демонов тайги на православных миссионеров. Китайский посол подбивает русских на войну с джунгарами. Ссыльный полковник, зачарованный язычницей, гонится за своей колдовской возлюбленной. Войско обороняет степную крепость от кочевников. Эти яркие сюжеты выстроены на основе реальных событий сибирской истории, и очень многие персонажи – реальные персоны, о которых написаны научные исследования. Об этом – книга Алексея Иванова и Юлии Зайцевой «Дебри».«Дебри» – историческая основа романа «Тобол». А ещё и рассказ о том, как со времён Ермака до времён Петра создавалась русская Сибирь. Рассказ о том, зачем Сибирь была нужна России, и какими усилиями далось покорение неведомой тайги. «Дебри» – достоверное повествование о дерзости землепроходцев и воровстве воевод, о забытых городах Мангазее и Албазине, об идолах и шаманизме, о войнах с инородцами и казачьих мятежах, о пушнине и могильном золоте, о сибирских святых и протопопе Аввакуме, о служилых людях и ссыльных бунтовщиках, о мамонтах и первых натуралистах. Сибирская история полна страстей, корысти и самоотверженности. И знать её надо просто потому, что мы русские.

Алексей Викторович Иванов , Юлия Юрьевна Зайцева

Публицистика

Похожие книги

Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

Четвертое, расширенное и дополненное издание культовой книги выдающегося русского историка Андрея Фурсова — взгляд на Россию сквозь призму тех катаклизмов 2020–2021 годов, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся, как в мире, так и в России и в мире за последние годы. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Нарастающие массовые протесты на постсоветском пространстве — от Хабаровска до Беларуси, обусловленные экономическими, социо-демографическими, культурно-психологическими и иными факторами, требуют серьёзной модификации алгоритма поведения властных элит. Новая эпоха потребует новую элиту — не факт, что она будет лучше; факт, однако, в том, что постсоветика своё отработала. Сможет ли она нырнуть в котёл исторических возможностей и вынырнуть «добрым молодцем» или произойдёт «бух в котёл, и там сварился» — вопрос открытый. Любой ответ на него принесёт всем нам много-много непокою. Ответ во многом зависит от нас, от того, насколько народ и власть будут едины и готовы в едином порыве рвануть вперёд, «гремя огнём, сверкая блеском стали».

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика